– Откуда вам это известно? - спросил Коля.
– Видел, - равнодушно сказал дворник. - Родькин, ворюга, в тот вечер человека встретил, ножом по голове ударил и с портфелем убежал. Видел…
– Спасибо, вы свободны.
Акимов ушел.
– Ну и какое же мы вынесем решение? - улыбаясь, спросил Кузьмичев.
– Мы забыли записать его показания, - налегая на "мы", сказал Коля.
– Вот протокол допроса. - Кузьмичев выдвинул ящик письменного стола и протянул Коле сложенный вдвое лист бумаги. - Здесь слово в слово то, что он нам рассказал. - Кузьмичев тоже подчеркнул "нам".
Коля свернул протокол допроса в трубочку и встал:
– Разрешите идти?
– Идите, - кивнул Кузьмичев. - Уверен, что завтра дело будет у прокурора.
Коля открыл дверь, но Кузьмичев остановил его:
– Совсем запамятовал, ты уж извини. Мы тут решили представить тебя к знаку "Почетный чекист". Так вот, поздравляю. Народный комиссар уже подписал приказ.
– Служу трудовому народу, - сказал Коля.
– Я рад за тебя, - Кузьмичев долго тряс Коле руку, а Коля все пытался вспомнить и никак не мог - кто еще в управлении вот так же долго пожимает и потряхивает руку? И вдруг вспомнил: да начальник же! Это ему подражает Кузьмичев.
– Вы точь-в-точь, как товарищ Прохоров, - не удержался Коля. - Быть вам начальником!
Кузьмичев понял. Он исподлобья взглянул на Колю:
– Критикан ты, Кондратьев. Неуживчивый человек. Иди…
В кабинете ждала Маруська.
– Умотал он тебя?
Коля вяло махнул рукой:
– Дело Родькина нужно подготовить к передаче в прокуратуру. Параллельное дело тоже приведи в порядок - на случай проверки. Справки о мероприятиях, донесения - чтоб комар носу не подточил. Что нового насчет Соловьева и Седого?
– Ничего, - покачала головой Маруська.
– Я пойду, допрошу еще раз Родькина, - сказал Коля.
…В ДПЗ он долго сидел напротив арестованного и молчал. Родькин даже начал нервничать - он поеживался, ерзал, наконец, не выдержал:
– У меня на лбу чего, кино показывают? Чего смотрите?
– Понять хочу.
– Чего еще понять? - усмехнулся Родькин.
– Почему ты так стремишься к стенке.
– Вас не понял, - насмешливо отозвался Родькин.
– Ты убил Слайковского?
– Я.
– Так… - Коля прошелся по камере. - Тогда ответь: кто такой Седой?
– Не знаю. - Родькин посмотрел на Колю с искренним недоумением. - А кто он?
– Значит, ты убил? - Коля посмотрел Родькину прямо и глаза.
– Значит, я. - Родькин не отвел взгляда.
– У меня был случай, - медленно начал Коля. - Один человек, назовем его так, нашел раненого. Нож у того раненого торчал… в груди. Чтобы облегчить страдания умирающего, этот человек выдернул нож…
Родькин напрягся и не сводил с Коли широко открытых, тоскливых, как у умирающей собаки, глаз.
– Тут его и застукал милиционер, - продолжал Коля. - Отпечатки пальцев на ручке ножа, конечно же, совпали.
– Ну и что ему было? - не выдержал Родькин.
– Не знаю, - Коля нарочито зевнул. - Дело это еще не окончено. Кто такой Соловьев?
– Вася, что ли? - спросил Родькин. - И его нашли? Ай да вы!
– Он сам пришел. И все рассказал. И я тебе советую, Родькин.
Коля не договорил. Родькин грохнулся на пол и начал биться лбом о стенку. По камере разнеслись глухие удары.
– Чего же вы мне душу мотаете, гады! - выл Родькин. - Ну, я это! Я! Хотел деньги его взять! И взял! И убил для этого! Все я сделал! Я! Я! Я! Я!
Вбежал конвоир.
– Дайте ему воды. - Коля вышел из камеры.
Нужно было принимать самые неотложные меры, Коля хорошо это понимал. Но какие? И к кому обратиться?
На асфальте девочки играли в "классы". Шли по своим делам ленинградцы. Коля увидел скамейку и сел. "Что же делать, что? - лихорадочно соображал он. - В запасе только один день, один день - всего ничего. И пойдет дурачок Родькин под расстрел, как пить дать пойдет. И никто уже не сможет этому помешать". Рядом сел человек в мятой шляпе, взмахнул газетой.
– Наши-то! - сказал он с восторгом. - Папанин и остальные! Эпохально!
– Эпохально! - согласился Коля.
– Одно скажу - мороз! - продолжал собеседник. - Это вам не Невский. Это - полюс!
– Полюс! - снова повторил Коля. - Извините, я должен идти.
– Идите-идите, - неприязненно сказал незнакомец. - Вижу, не радуют вас успехи наших соколов, вас в ГПУ надо сдать… Вы явно подозрительны!
– Нету ГПУ, - сказал Коля. - НКВД теперь. Литейный, четыре, если не знали. - И ушел, оставив собеседника в состоянии явного шока.
Никто, кроме Сергеева, на этот раз помочь не мог. Нужно было идти в обком, но Коля колебался. Сергеев был теперь одним из секретарей обкома. Он ежечасно, ежеминутно решал задачи огромной государственной важности и сложности. Коля это хорошо знал. Знал он и то, что прорваться к Сергееву практически невозможно: если Сергеев в обкоме - он наверняка на бюро или проводит какое-нибудь совещание. Если вне обкома - он на одном из ленинградских предприятий, и тогда его вообще не найти… И все же Коля решил позвонить Сергееву - так, на всякий случай, для очистки совести.
Он вошел в будку телефона-автомата, набрал номер.
– Сергеев, - услышал Коля и растерялся от неожиданности.
– Слушаю вас! - раздраженно крикнул Сергеев, и тогда Коля сказал:
– Степан Петрович, это Кондратьев. Я прошу вас - примите меня!
– Коля! - обрадовался Сергеев. - Как ты? Что? Увидеться бы надо, но извини, голуба, у меня ни секунды! Через двадцать минут уезжаю в Москву, в ЦК!
– Я напротив вас, - соврал Коля. - Я буду через минуту! Степан Петрович, я никогда и ни о чем не просил, но речь идет о жизни человека!
– Какого человека? - удивился Сергеев.
– Вора Родькина.
– Ты, однако, мастер задавать загадки, - пробурчал Сергеев. - Давай - пулей!
– Есть! - Коля швырнул трубку на рычаг.
Он находился на набережной Невы. До Смольного было минут тридцать самого быстрого ходу. Не успеть. Автобус? Его нужно было ждать. Да и прямо до Смольного отсюда не шел ни один автобус.