– Я вот о чем подумал, - Коля подошел к Виктору. - Жарков этот запросто мог добраться до удостоверения Санько. Ведь Санько в форме ходил все время.
– Это нужно уточнить.
– И так ясно, - вздохнул Коля. - Такие, как он, спят в форме. Возьми людей, оформи документы и произведи у Жаркова тщательный обыск. Ищи фотопринадлежности, бланки, бумагу и вообще все, что может служить для изготовления поддельных документов.
…Виктор вернулся через час. Он привез новенький ФЭД, штатив для макросъемки, специальный объектив и катушку цветной немецкой пленки с высокоразрешающими данными. Коля осмотрел находки:
– Не придет Жарков домой. Теперь это ясно.
Но Коля ошибся. Жарков пришел.
Вот уже второй день Миронов сидел в Библиотеке имени Ленина и просматривал папки с гравюрами Гольбейна и Дюрера. Их было очень много, этих гравюр, но нужной все не находилось, и Миронов обратился к консультанту-библиографу.
– Многоплановая, сложная вещь, - сказал Миронов. - Рыцарь в доспехах с копьем и мечом, нимб вокруг головы. Фон пейзажный, холмы. На холме справа - замок. По бокам два херувима держат доспехи… Два герба вверху. На одном скрещенные мечи, на втором - полосы.
– Память у вас… - покрутил головой консультант. - Это "Святой Георгий стоящий"…
– Но ведь нет у Дюрера и Гольбейна такого сюжета?
– У Лукаса Кранаха Старшего есть.
– Ч-черт… Надо же… - ошеломленно протянул Миронов. - Я еще удивился монограмме "С". У Кранаха должен быть дракон крылатый вместо монограммы. Надо же… Вот я лопух! Ранняя вещь. Не было тогда дракона…
– Вот она… - Консультант раскрыл папку. Рядом с монограммой мастера стояла дата: "1506". Пятерка была оттиснута наоборот.
– Скажите… - Миронов напрягся. - А может быть так, чтобы на одной из гравюр этого сюжета цифра "пять" стояла нормально?
Консультант покачал головой:
– Нет, молодой человек. Художник вырезал эту цифру на доске не зеркально, как положено было, а прямо. На всех гравюрах этой серии цифра пять стоит наоборот…
– А если прямо?
– Тогда вы совершили открытие, - развел руками консультант, - и вас изберут в Академию художеств.
Через полчаса Миронов уже был в управлении. Коля, выслушав его рассказ, сказал с улыбкой:
– То, что ты талантливый искусствовед, я убедился. Вывод какой из твоего сообщения?
– У Ярцева на даче висит оттиск, на котором цифра "пять" стоит нормально! А этого не может быть! К тому же его оттиск достаточно свежий, я в этом понимаю.
– Вывод? - повторил Коля.
– Кто-то пошутил. Кто-то сделал точно такую же доску, как и Кранах, только на этой новой доске все вырезал, как надо!
– Зачем?
– Чтобы утвердить себя! Чтобы показать всем: вот я какой непревзойденный мастер! Больше, чем Кранах! Все могу! Я таких знал, товарищ комиссар… у нас на втором курсе были граверы. Один сделал наградной Екатерининский крест - никто отличить не мог! Но чтобы такую сложную гравюру, да еще штрих в штрих…
– Думаешь работа Штихеля? - не то спросил, не то утвердительно сказал Коля.
– Его. Нужно только выяснить, какое ко всему этому отношение имеет Ярцев.
– Распорядитесь, чтобы за его дачей немедленно установили наблюдение.
Жарков вернулся домой. Он понимал, что за его квартирой могут наблюдать, он смертельно боялся ареста и тюрьмы, но еще больше боялся расправы, которую могли учинить над ним дружки, не верни он им часть бандитской кассы, которую хранил по общему согласию. Эта касса была спрятана у него в комнате, под половицей. Жарков осторожно поднялся по лестнице, прислушался. Соседи должны были в этот час находиться на работе, и в самом деле из квартиры не доносилось ни звука. Жарков подумал немного и открыл дверь.
Оперативники, которые сидели в засаде, и те, кто вел за домом наружное наблюдение, могли задержать Жаркова без всякого труда. Но те и другие имели только одно задание: выяснить, что возьмет Жарков с собой и куда он пойдет. Поэтому Жаркову дали беспрепятственно войти в комнату, изъять тайник и уйти. Все было рассчитано с точностью до секунды, все было предусмотрено вплоть до шага, до движения, все, кроме одного… Оперативные работники не учли, что имеют дело с матерыми, опаснейшими преступниками, имеют дело с людьми, которые, надев форму милиции, в какой-то степени усвоили, попытались усвоить и доступные их пониманию методы ее работы. Когда Жаркова "повели", Тишков это сразу заметил. От его глаза не укрылись ни беззаботные "студенты", которые с шумом двигались по противоположной стороне улицы, ни обшарпанная "Победа", которая вдруг медленно поехала к перекрестку.
"Этот дурачок попрется прямо на хазу… - думал Тншков. - Надо же… То скрывали от него адрес, а теперь из-за этих проклятых башлей все провалится к чертовой матери…" Тишков вошел в будку телефона-автомата, позвонил.
– "Санько"? - спросил он услышав знакомый голос. - Пираты волокут пространщика, а он, дурак, не сечет, приведет прямо к месту… Предупреди Штихеля… - и повесил трубку.
Он подумал мгновение и, решившись, начал догонять Жаркова. Он понимал, что после того, как совершит задуманное, ему вряд ли удастся уйти. Но он надеялся на лучшее, а самое главное, безудержная, слепая злоба к бывшему дружку, который вот так по-глупому отдавал на заклание всех, толкнула его вперед. Тишков ускорил шаг, опустил руку в карман. Он знал, что вплотную подойти к Жаркову ему не дадут, и поэтому обнажил свой револьвер шагов за пятнадцать до Жаркова. Скосил глаза на барабан - там должно было оставаться шесть патронов, седьмой пошел на старшего лейтенанта Санько, Тишков взвел курок. Он успел выстрелить только два раза. Один из оперативников сбил его с ног, вывернул руку. Тишков поднял голову и увидел, что Жарков недвижимо лежит на асфальте - лицом вниз. Тишков улыбнулся удовлетворенно: