Афиноген закрыл словарь и встал:
– Здравствуйте еще раз, Маша… Меня зовут Афиноген.
– Я не разрешала называть себя по имени! - возмутилась она.
– Ради бога, - сморщился Афиноген. - Простите, гражданка Вентулова. - И Афиноген снова углубился в словарь.
Разговора не получилось… Маша раздраженно прошлась по кухне взад-вперед. Афиноген читал. Маша взяла чайник и швырнула его на пол. Афиноген поднял голову, удивленно посмотрел и пожал плечами. По полу растеклась огромная лужа - чайник был полон воды. Маша подождала несколько секунд и сказала:
– Раз уж вы здесь - давайте поговорим. Собственно, что вам от меня нужно?
– Начальник вам объяснил, - сухо сказал Афиноген. - Вы должны опознать преступников.
– Я никому и ничего не должна. - Маша подошла к Афиногену вплотную. - Между прочим, я тоже объяснила вашему, этому, что "опознать" никого не могу. Не помню! И хватит об этом. Слушайте, а почему вы пошли служить в полицию?
– Смена власти не означает исчезновения преступности, - объяснил, Афиноген. - Маркс учит, что…
– А мне безразлично, чему учит и кто учит, - перебила Маша. - Меня учили шить, готовить, быть женой и матерью. У Маркса про это не написано?
– Написано. Маркс учит, что в свое время женщина станет свободным человеком. Как и мужчина.
– Значит, я была несвободна? - с иронией спросила Маша. - А вы меня освободили?
– Да. Вы это скоро поймете.
– Уже поняла. У нас было имение - его сожгли. Был дом - его разграбили. Были родственники - их убили. Убили за то, что отец, дед, прадед - все, до двадцатого колена, верой и правдой служили России! Нас от всего освободили. Спасибо вам, освободители…
– А у меня был отец, - сказал Афиноген, - его забили насмерть в полицейском участке. Он заступился за соседского мальчишку, над которым издевался околоточный… И мать была… Она в тот же вечер, что и отец, умерла, - не пережила… Братья были… Вчера письмо получил - младший, Володька, погиб на Южном фронте… Один я теперь… Так что же? Чей счет крупнее! Мои деды и прадеды на вас испокон веку спину гнули и умирали от голода и побоев. А я, между прочим, на вас не бросаюсь, Маша. А что во время революции обидели вас… Плохо это. Но неизбежно. Простите тех, кто от вековой озлобленности и темноты уничтожил ваш дом. Я бы этого не сделал.
Маша повернулась и молча ушла.
Вечером следующего дня Коля получил письмо из Петрограда.
"Милый Коля, - писала Маруська, - пришло печальное известие. Витин папа геройски погиб на Южном фронте. Мы с Витей долго плакали, хотя я и сознаю, что при моей должности мне это не положено. Но ведь я, Коленька, - обыкновенная женщина, баба, попросту сказать, и что же мне делать, если случилось такое горе. Витя теперь сирота, никого у него не осталось, но я ему твердо сказала, что мы, то есть я и ты, - его не оставим никогда и будет он нам вместо родного сына… Я, правда, понимаю, что взяла на себя слишком много, но я, Коля, все равно тебя люблю больше жизни. И верю, что все у нас с тобой будет хорошо. Ребята велели тебе передать привет. Васю подранили третьего дня. Брали мы на Охте крупную банду. Вася ходит с перевязанной рукой, а так все ничего. Никите объявили благодарность, а Бушмакин никак не дает мне стирать свое белье, ну и плевать, раз он такой гордый… Целую тебя, Коля, несчетно раз, и Витя тоже, ждем тебя с нетерпением…"
Коля положил письмо на стол, задумался. Жалко Витьку… А что Маруська пообещала, что она и Коля станут Витьке родителями, - правильно! Коля снова перечитал то место, где Маруська объяснялась в любви. "Надо же, - усмехнулся он. - Влюбилась Маруська не на шутку… А я? А я - нет, - сказал он вслух. - Боевая девка и своя по всем статьям, а не бьется мое сердечко, как это случается всякий раз, лишь только вспомнится классово чуждая девчонка с маленьким курносым носом… Предатель я… - думал Коля. - Неизвестно почему отказываюсь от своего счастья. Ну спроси себя честно: может такая вот дворянка полюбить такого вот мужика? Да ни в жизнь! Скорее кот собаку полюбит… Несчастный я человек", - решил Коля и направился в кабинет Трепанова.
Тот листал папку со сводками происшествий.
– А-а… мученик, - улыбнулся он Коле. - Жалею тебя, парень, но твой черед идти, ничего не поделаешь. Афиноген ругается на чем свет стоит. Никогда, говорит, больше к ней не пойду… А ты?
– Прикажете - пойду, - угрюмо сказал Коля.
– А без приказа? - прищурился Трепанов.
– Все одно - пойду.
Трепанов рассмеялся:
– Хвалю за откровенность… - Помолчал и добавил: - Она очень красивая.
– Не в этом дело, - Коля произнес эти слова очень решительно, но про себя подумал: "Именно в этом дело, товарищ Коля, именно в этом…" - Просто интересно это, - решительно сказал он и, встретив взгляд Трепанова, отвел глаза.
– Что это? - не понял Трепанов.
– Как бы сказать… - Коля задумался… - Ну вот она, к примеру, образованная, она нас ненавидит, а я возьму да и поверну ее на нашу сторону! Я - глупый, ее - умную!
– Ну ты, положим, неглупый, - улыбнулся Трепанов. - А она, положим, тоже не бог знает что. Но нам, Коля, очень нужно отыскать этого проклятого Кутькова и его банду! Очень нужно, браток, и ты уж старайся, сделай милость…
Вечерело. Подняв воротник пальто, Коля торопливо шагал по заснеженному тротуару. Он шел в сторону дома Жичигиных, где в это время дежурил Воробьев - молодой, недавно принятый в МУР сотрудник. Неожиданно для себя Коля встретил Воробьева около дома.
– Ты почему меня не дождался? - удивился Коля.
– А меня Трепанов вызвал. Говорит: смена уже идет, а ты срочно нужен, - смущенно сказал Воробьев.
– Случилось что? - встревожился Коля.
– Да не знаю.
Они разошлись… Коля подошел почти к самому подъезду Жичигиных, как вдруг увидел двух человек у дверей. Он замедлил шаг и прижался к стене дома. Если бы его спросили в эту минуту, зачем он так сделал, вряд ли бы он ответил… Сработала интуиция. И хотя он еще не знал этого мудреного слова, опыт - пусть совсем небольшой - уже начал давать свои первые плоды.