– Извините, - Афиноген отошел.
Коля помедлил, сверля Плавского взглядом, потом повернулся, чтобы уйти.
– Что так смотришь? - вслед спросил Плавский. - Не понравился?
– Угадал, - кивнул Коля. - Сотруднику ЧК не о чем разговаривать с бандитом!
– Мозги у тебя еще сырые, - лениво сказал Плавский. - Ты что же думаешь? Можно бороться с преступностью и не общаться с преступниками? Заходи ко мне на Лубянку, мы поспорим. Желаю… - Плавский юркнул в толпу и исчез. А Коля и Афиноген вернулись в МУР. Если бы только они могли знать, кого выпустили!..
Трепанов, выслушав их доклад, нахмурился и долго молчал. Потом сказал:
– Плохо, братки. Очень плохо.
– Вы, товарищ начальник, всегда за упокой! - обиделся Афиноген.
– Я тоже не понимаю, что мы такого сделали? - пожал плечами Коля.
– Вы упустили двух матерых волков, - сказал Трепанов, снимая трубку телефона. - Коммутатор ВЧК… Двадцать два - пятнадцать. Титыч? Трепанов здесь… Чего? Ну, извини, это ты, браток, на курорте. А мы, брат, - что надо. Вопрос имею, Плавский Борис на Лубянке работает? Нет? А ты не темнишь? Ну, извини. Будь. - Трепанов повесил трубку и посмотрел на ребят.
Коля все понял, но на всякий случай спросил:
– С кем это вы говорили?
– С начальником кадров ВЧК. Эх, браточки вы мои… Вам этот липовый Плавский лапшу на уши повесил, а вы и рады, работнички…
– Ну, попадется он мне! - Коля ударил кулаком по столу. - Я из того бандита не знаю что сделаю!
– Ждать, покуда он попадется, мы не имеем права, - сухо сказал Трепанов. - Мы обязаны искать их всех. И найти. Во что бы то ни стало найти, братки… А поэтому - так: хотя подставлять им теперь девушку крайне опасно, другого выхода у нас нет. И я скажу честно: идем мы на этот риск сознательно, понимаем, что пуля в любую минуту может настичь каждого из нас. Это дает нам право просить Машу не оставаться в стороне. И просить будешь ты, Коля. Уж извини, браток.
Маша выслушала Колины доводы молча. И так же молча собралась и уже одетая остановилась у дверей.
– Никак не пойму, - сказал Коля. - Сознательно вы теперь нам помогаете или какие другие причины есть?
– Другие! - отрезала Маша. - Мне почему-то казалось, что многословие - привилегия женщин.
Коля обиделся и до самого ресторана шел молча…
Узнав Марию, официант осклабился и завертел салфеткой, как пропеллером. Подвел гостей к столику, усадил и приготовился записывать заказ.
– Значит, так, - сказал официант многозначительно. - Имеем только для вас соль фрит, сивэ, вилеруа, правда, из убоя, свежих нет-с… Вино, само собой. Для барышни лично могу предложить "Мумм кордон вэр".
– Дай нам, милый, самовар и ситного полфунта, - сказал Коля.
– Как-с? - не понял официант. Он выглядел так, словно подавился вилкой. - Что же вы, мамзель, с таким быдлом вращаетесь? При вашей наружности…
– Ты, ласковый, побереги собственную, - улыбнулся Коля и согнул массивную вилку. Разогнул, подал официанту и сказал: - Голодные мы, поторопись.
– Момент-с, - официант умчался.
– Разговаривать нам с вами надо, - сказал Коля. - Я вижу, что не хочется, а надо.
– Поговорим, - кивнула она. - Зачем вы ищете Кутькова?
– Так он же людей убивает! - удивился Коля.
– А деньги, которые он награбил, - они вас разве не интересуют?
– Деньги, это не главное, - сказал Коля. Тон, которым разговаривала Мария, был яено агрессивный. - Но, конечно, мы обязаны найти и деньги тоже, чтобы вернуть их пострадавшим, - продолжал он.
– А эти пострадавшие - купцы, дворяне и прочая, так сказать, мерзость, - звенящим голосом сказала Маша. - И как же быть? По вашему одухотворенному лицу я вижу, что правды вы мне все равно не скажете. Ну, так я ее вам скажу! Найдете вы деньги Кутькова и поделите их между собой! По карманам рассуете! Сапоги хромовые купите, продажных женщин наймете! И упьетесь водкой! Вот и вся правда вашей революции…
Коля побелел и сжал кулаки. В эту минуту против него сидела не Маша Вентулова, несчастная, маленькая, истерзанная. Против него сидел враг, и Коля обязан был, не имел права не дать этому врагу должного отпора. "Ах ты, мать честная". Коля даже задохнулся от ярости. "Убить тебя мало за такие слова!" А как же быть с заданием? И Коля проглотил обиду, взял себя в руки, тихо сказал: - Странная вы. Тогда, в подъезде, вы были совсем другая.
– А вы забудьте про подъезд! Считайте, что вам сон приснился!
– А вам? - посмотрел на нее Коля.
– А на меня, как это говорят у вас в деревне, - придурь накатила! И никогда, слышите? Никогда в моем присутствии не смейте больше об этом вспоминать! - Она успокоилась и спросила уже почти нормальным голосом: - Вы мне не ответили. Куда денежки-то?
– Голодным, - ответил Коля. - Детям, старикам. Всем, кто умирает теперь по нетопленным углам. На оружие. Не хватает на фронте оружия… Что с вами?!
– Не оглядывайтесь! - Мария съежилась. - Там… Позади вас… Он был тогда… В квартире…
Подошел официант, поставил начищенный самовар. Коля посмотрел в его полированный бок и увидел искаженного, смешного, но несомненно реального Плавского. Не оборачиваясь, Коля вытащил платок и вытер лицо. Это был условный сигнал сотрудникам опергруппы.
– Разве здесь жарко? - удивленно спросил Плавский. - Или вы подаете кому-то условный сигнал? А в связи с чем, позвольте узнать? - Плавский явно насмехался. - Кстати: вы хотели зайти ко мне, я ждал. Позвольте узнать, что помешало?
– Руки вверх! - Коля рванул из-за пояса кольт.
Плавский сделал неуловимое движение и нанес Коле сокрушительный удар в челюсть. Коля опрокинулся на стол, сшиб самовар и посуду, Все это со звоном и грохотом покатилось по полу.
Сзади на Плавского навалились Никифоров, Афиноген и два милиционера. Плавский раскидал их и выхватил маузер. В этот момент его и ударил Коля. Ударил с разворота двумя сжатыми в рукопожатие ладонями. Плавский тяжело рухнул. На него надели наручники и увезли в МУР.