Вышел Коля. Он поддерживал Машу под руку. Она двигалась с окаменевшим лицом, словно в полусне. Около трупа Пантелеева она остановилась. Бандит лежал, запрокинув голову, скосив остекляневшие глаза. Маша тронула Колю за рукав:
– Идем.
Подошли к автомобилю УГРО.
– Как звали твою подружку? - спросил Бушмакнн.
– Звали? - Маша снова заплакала.
Бушмакин и Коля переглянулись.
– Ты успокойся, - сказал Бушмакин. - Что уж теперь.
– Лицкая, - с трудом сказала Маша. - Лицкая.
– А имя? Имя у нее какое? - настаивал Бушмакин.
– Имя? Не знаю. - Она с недоумением взглянула на Бушмакина. - Тогда… там… мы все называли друг друга только по фамилии…
– Жаль, - сказал Бушмакин. - Ты не огорчайся. Имя мы, конечно, установим. Только я хотел сразу знать, кому мы все обязаны жизнью. Поехали, товарищи.
– Коля, - вдруг обратилась к мужу Маша. - Я прошу тебя: уйди ты с этой работы.
Коля виновато посмотрел на Бушмакина.
– Ты успокойся, Маша, - сказал тот. - Все образуется, все пройдет. Вот увидишь.
– А люди? - с болью крикнула Маша. - Они были живыми, эти люди, наши друзья, где они теперь?
– Идет борьба, - тихо сказал Бушмакин. - И кто-то должен отдать свою жизнь ради других. Иначе не бывает, Маша.
Автомобиль скрылся за поворотом улицы.
…А через несколько дней фотографии убитого бандита были развешаны по всему городу, а его труп выставлен в морге на всеобщее обозрение. Тысячи петроградцев пришли взглянуть на того, кто так долго держал в страхе огромный город, сеял смерть. С Пантелеевым и легендами о нем было покончено раз и навсегда.
Пантелеевских сообщников - их было около пятидесяти - суд приговорил к высшей мере социальной защиты.
Все они были расстреляны.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Внутри страны против нас хитрейшие враги организуют пищевой голод, кулаки терроризируют крестьян-коллективистов убийствами, поджогами, различными подлостями - против нас все, что отжило сроки, отведенные ему историей, и это дает нам право считать себя все еще в состоянии гражданской войны. Отсюда следует естественный вывод: если враг не сдается - его истребляют.
Весной 1929-го Витьке исполнилось девятнадцать… Отметить день рождения собрались у Бушмакина на Сергиевской. Коля с Машей подарили Витьке новый шерстяной костюм, Сергеев, загадочно улыбаясь, ушел в прихожую и вернулся с небольшим, но тяжелым свертком. Витька прикинул сверток на руке и, замирая от радостного предчувствия, спросил:
– Револьвер?
– Угадал, - кивнул Сергеев и вздохнул: - Такая моя планида - всем вам оружие дарить. Владей честно, уверенно, беспощадно. Классовый враг не дремлет, Витька, и мы должны быть начеку.
Витька распаковал сверток. Это был вороненый кольт 14-го калибра - такой же, как у Коли, и несколько пачек патронов.
– И откуда ты только достаешь? - мотнул головой Бушмакин.
– А ты учитывай мое положение, мою должность, - шутливо улыбнулся Сергеев. - Давайте, братцы, к столу.
Маруська приготовила роскошный ужин. В чугунке дымилась разварная картошка. На плоском блюде вытянулся заливной судак. Среди огурцов - их по раннему времени и дороговизне было всего шесть штук, по числу приглашенных, - поблескивали потными боками две бутылки с водкой - настоящей, прозрачной водкой, с зелеными этикетками государственного завода.
– Начинаем жить, как люди, - Бушмакин щелкнул бутылку по горлышку, распечатал и разлил по рюмкам. - Позволения на тост не спрашиваю. Я, можно сказать, крестный отец и Коли, и твой, Маруся, и Витька мне, можно сказать, внук. Родной он мне, и я так скажу: второй год ты, Витька, работаешь рядом с нами - бок о бок. Не высыпаешься, как мы, другой раз недоедаешь, а главное - каждую минуту имеешь шанс получить злую бандитскую пулю. Товарищ Сергеев сделал тебе хороший подарок, деловой, а я хочу сказать, чтобы ты не только не уронил, но и всячески умножил большую и заслуженную славу твоей приемной матери и твоего приемного отца. - Бушмакин встретил укоризненный взгляд Сергеева, но не смутился и продолжал: - Важна не форма, Сергеев, а существо. Мы марксисты. Мы говорим: главное - содержание. Кто кому муж, кто кому жена - не в данном вопросе суть. Коля - отец Витьке. И старший боевой товарищ!
Маруська прослезилась, выпили, пошел общий разговор. Внезапно Бушмакин сказал:
– А у меня, супруги Кондратьевы, новость для вас. Приятная. - Он вынул из кармана и передал Коле сложенный вчетверо лист.
Коля прочитал и растерянно протянул бумагу Маше:
– Ну, мать, сбылась твоя мечта.
– Дали отпуск! - радостно крикнула Маша. - Не может быть!
– Отпуск, - подтвердил Бушмакин. - Первый ваш отпуск, люди добрые. Завидую вам.
– У меня вопрос, - сказал Сергеев, обращаясь к Коле. - Обстановку в деревне знаешь? Если знаешь, то у меня к тебе поручение.
– Выполню. Передать что? Вы вроде не из тех, мест?
– Не понял ты, - усмехнулся Сергеев. - Партийное поручение у меня. Ты молодой большевик, вот и прими свое первое задание. Завтра приходи в обком, поговорим.
Коля понял, какое поручение хочет дать ему Сергеев. Обстановка вокруг Ленинграда и в прилегающих областях, как и по всей стране, складывалась тревожная - кулак повел наступление по всему фронту. Изо дня в день страницы газет заполняли тревожные сообщения: кулаки пытались сорвать весенний сев. На одной из шахт Донбасса кулацкие выродки облили бензином и сожгли рабочего Слычко. На другом конце страны, в деревне Тарасеево, бандиты сожгли дом председателя сельсовета Кормилицына. А в селе Васильевское банда кулаков несколько часов держала под обстрелом наряд милиции.
Хлебом владели кулаки. Впереди было сражение - не на жизнь, а на смерть, и Коля уже догадывался, что ему придется принять в этом сражении самое непосредственное участие.