Между тем провокаторы вытащили спрятанные в голенищах сапог ломики, молотки, дубинки и начали разбивать иконостас, сбрасывать и топтать иконы.
– Долой самодержавие! - орали они. - Долой попов! Долой опиум для народа!
Басаргин и его помощники пытались задержать, остановить озверевших хулиганов, но тех было гораздо больше, они вошли в раж и легко сломили сопротивление представителей власти. Исполнителей сбили с ног и связали. Басаргина ударили ломиком, и Коля увидел, как по его лицу расплылась огромная клякса крови.
Анисим еще сопротивлялся. Он отбивался кулаками и ногами, но оружие не применял - вокруг были люди. Он хрипел - кричать уже не мог:
– Граждане. Остановите их. Неужто не видите.
– Бей! - Громилы внесли бидон с керосином, опрокинули и подожгли.
– Да чего же мы смотрим, мужики! - крикнул наконец кто-то. - Разве ж советская власть может допускать такое? Это подстрекатели!
Началась всеобщая свалка. Коля снова посмотрел на Машу. Она стояла с застывшим, безразличным лицом. Но Коля понял, о чем она сейчас думает. "Его убьют, помоги ему", - кричали ее глаза. "Нет… Ты же знаешь - я не должен вмешиваться, что бы ни случилось", - мысленно отвечал ей Коля. И снова натолкнулся на вопрошающий взгляд священника: "Что, отрок, с кем ты?"
Басаргин упал, толпа сомкнулась над ним. Пожар разгорался.
– Воды! Воды несите, православные! - вдруг завопил Серафим. - Сгорит божий дом! - Он повернулся к новобрачным, добавил с усмешкой: - Ну, милиционера нашего, небось, свои же и убили. Не знал я, не знал, что среди советских служащих такой разброд - кто куда, кто куда…
– Уйдем, батюшка, - попросила Маша. - Тошно мне.
– Уважим невесту, - кивнул священник. - Идем, Коля. - Они вышли из церкви. Навстречу бежали бабы с полными ведрами.
– Спасайте, спасайте божий храм, касатушки, - ласково сказал им Серафим.
Коля вытер с лица пот и сажу:
– Устроили вы нам праздник, спасибо.
– Проверку я вам устроил, как и обещал, - спокойно сказал Серафим. - Цена-то - ох, великая, ну и на проверку пришлось не поскупиться. Скажу сразу: ты и она - не знаю урки ли, но не с большевиками вы, нет. Не родился еще на свет такой большевик, чтобы друга и партийного брата его на глазах убивали, а он не вмешался. Отныне я вам верю, ждите, уже недолго осталось.
– Правда всегда торжествует, батюшка, - вздохнул Коля. - Восторжествует она и теперь, знаю это.
Коля и Маша ушли в дом. Из церкви выходили люди, крестились, говорили Серафиму сочувственные слова. Вынесли Басаргина.
– Хоть бы живой он был. Хоть бы живой… - Маша отошла от окна, посмотрела на мужа, и вдруг губы у нее задрожали: - Коля, - сказала она, - сколько у тебя седых волос.
– Ничего, - Коля стиснул голову руками. - Ничего. На крупный счет дело пошло, не ожидал я. Был миг - думал, не выдержу, брошусь к Анисиму. Я пойду к нему… - Коля встал. - Не бойся, я в своем уме. Слежку Серафим снял. Нет среди большевиков такого, кто не пришел бы на помощь другу. Даже ценой жизни. Прав Серафим, и поэтому слежку он снял.
Басаргин остался в живых. Его изрядно помяли, в голове у него гудело, но могучий организм, закаленный в юности подобными стычками, выдержал. К вечеру Басаргин постанывал, но чувствовал себя довольно сносно. Когда Коля вошел в избу, то увидел на табуретке, около топчана, на котором лежал Басаргин, незнакомого человека в городском костюме. Рядом стоял еще один - совсем молодой, лет двадцати, в вылинявшей гимнастерке и ботинках с обмотками.
Коля молча пожал Басаргину руку, тот сказал:
– Штатский - это Коломиец, из ГПУ. А в обмотках - Швыдак, секретарь укома партии. А я уже здоров, так что не теряй времени на расспросы. Одно скажу, товарищи: чувствуется у Кондратьева петроградская выучка! Это какие же нервы надо иметь!
– Ладно! - смутился Коля. - Не обо мне речь.
– Спасибо, - Швыдак пожал Коле руку, улыбнулся: - Дело, конечно, не в том, что ты приехал, и все началось. Как диалектика учит? Накопилось - изменилось. Однако авторитет Советской власти роняем! Бандиты, кулачье. Актив у нас есть? Мужик, бедный и средний, за нас - в подавляющем большинстве! За чем же дело стало? Давай, Коломиец, доложи обстановку.
– Активизируется кулак, - Коломиец одернул пиджак, словно это была гимнастерка, и Коля понял, что уполномоченный ГПУ - человек в недавнем прошлом военный и привык носить форму. - Выступления отмечаются повсеместно, по всей губернии, - продолжал Коломиец. - Жгут хлеб, обливают керосином, активистов убивают… Действовать нужно немедленно, но есть закавыка: наши люди не смогли выявить все группировки, руководителей, базы… А это в нашем деле - гласное…
Вошел Тихон:
– Слышь, Анисим, там к тебе на службу человек прибыл - говорит: из Питера. Документ имеет - из Ленинградского уголовного розыска. Ну, я рискнул его сюда привести.
– Давай, - кивнул Анисим.
Коля сразу понял, о ком докладывает Тихон. И когда вошел Витька, представил его:
– Это наш товарищ, ездил по специальному заданию в Новгород. Что узнал?
Витька осмотрелся:
– Основные ценности к новгородским перекупщикам поступили из ваших мест. Каналы пока не выяснены, но я установил, что руководит всем делом опытный бандит, с дореволюционным, можно сказать, стажем. Кличка - Черный. Предполагается, что имеет отношение к духовенству.
Коля и Басаргин переглянулись.
– Я с бандой "законтачил", - сказал Коля. - Они уголовники, а у меня как-никак - опыт. Мы с женой представляемся им блатной парой, битые, мол, много видели, седыми стали…