– Завтра я должен услышать от вас совершенно четко, - сказал Сергеев, - какое направление, какую версию вы считаете, наиболее перспективной. На ее отработку я прошу тебя, Бушмакин, поставить лучших людей. - Сергеев посмотрел на Колю. - И последнее. Рабочим выдадим деньги на шесть дней. Если в течение этого времени вы окажетесь несостоятельными, - вы будете нести ответственность за все дальнейшее. Не говорю о моральном уроне, о подрыве авторитета Советской власти и доверия к ней, не забывайте, есть еще и заказ. Заказ флота под угрозой срыва! Этого допустить нельзя. До завтра. - Сергеев ушел.
Воцарилось молчание. Дым от дешевых папирос - "гвоздиков", как их называли оперативники, свивался под потолком в затейливое облако.
– Какие будут мнения? - наконец спросил Бушмакин.
– Колычева бы сейчас послушать, - с тоской сказала Маруська. - Вот была голова.
Нил Алексеевич Колычев умер в декабре 1931 года - внезапно, в своем кабинете, как писала газета управления, умер на боевом посту. Похоронили его почетно, с трехкратным оружейным салютом и речами. Когда у Елизаветы Меркурьевны спросили, какой бы она хотела видеть памятник на могиле мужа, она молча кивнула в сторону скромных обелисков со звездочками, которые возвышались над могилами Гриши, Никиты и Васи. Доложили Кузьмичеву. Он долго раздумывал, потом сказал:
– Уважьте блажь старухи. Только без звездочки.
Памятник установили, а весной, когда Коля приехал на кладбище, чтобы поправить осевший холмик, он увидел, что обелиск Колычева венчает красная пятиконечная звезда. Так она и осталась на памятнике - вопреки мнению товарища Кузьмичева.
– Да, - нахмурился Бушмакин. - Я бы тоже очень охотно выслушал мнение Нила Алексеевича. Но что толку о несбыточном мечтать?
– Я все время задаю себе вопрос, - задумчиво сказал Коля. - Почему два человека убиты выстрелами в затылок, один в переносицу, а владелец оружия, которым совершено убийство, застрелен в сердце?
– Тебя механика этого дела интересует, что ли? - спросила Маруська.
– Ответить на мой вопрос - это значит восстановить картину нападения.
– Увидеть своими глазами, - добавил Витька. - Хорошо бы.
– Особенно хорошо - увидеть, где деньги лежат, - насмешливо сказала Маруська. - Давайте лучше об уликах поговорим, это полезнее будет.
– Не знаю, не знаю, - Бушмакин с уважением посмотрел на Колю. - Воображение для нашего брата - хлеб. Вроде как для писателя или поэта.
– Я твою насмешку отвергаю, - повернулся Коля к Маруське. - Если ты хочешь работать со мной по этому делу, - шутки в сторону.
– Есть! - улыбнулась Маруська. - Кого еще берешь в опергруппу?
Коля встретился с умоляющим взглядом Витьки и тоже улыбнулся:
– Ну как мы без него?
– Семейственность разводите, - проворчал Бушмакин. - Ладно. Был бы результат.
Еще раз осмотрели помещение кассы. Коля тщательно измерил все расстояния - между трупами, от каждого трупа до стены, окон и дверей. Маруська записывала. Витька пока только глазел.
– Какие предложения? - спросил Коля. - Давай, Витя, не стесняйся.
Витька покраснел:
– В пределах инструкции, товарищ начальник. Ну, чтобы за номерами похищенных купюр следили по торговым заведениям, - мало ли? Не исключен крупный выброс похищенных денег. В малинах зацепиться надо - может, кто и обронит нужное нам слово.
– Ничего, - кивнул Коля. - Мыслишь немного привычно, но инструкции тоже надо выполнять.
– Спиноза ты… - Маруська насмешливо-ласково взглянула на Витьку. - Эммануил Кант. Говоришь, как пишешь. Одна загвоздка: надо, чтобы фигурант начал тратить деньги. И чтобы он имел болтливый язык.
– Верно. - Коля улыбнулся: - Ты, Витька, не обижайся, научишься еще. Сам подумай: преступление это совершено, прямо скажем, талантливо. А ты предполагаешь, что потом преступники будут действовать бездарно. Это неверно, учти. Мы как должны мыслить? А так, что все их дальнейшие поступки будут на таком же высоком, хитром, затейливом уровне. Тогда мы не ошибемся. Все записала? Что получается?
Маруська осмотрелась:
– В момент первого выстрела преступник с наганом вахтера Куликова стоял у окна.
Коля развернул план и отметил.
– Кассир Анисимов, Тихоныч, - продолжала Маруська, - сидел за столом, вот так, - показала Маруська, - и наверняка распаковывал мешок с деньгами, других предположений у меня пока нет. Выстрел. Тихоныч рухнул, а преступник в то же мгновение саданул в затылок Евстигнееву, младшему кассиру. Он вот здесь стоял. - Маруська подошла к дверям.
– Он, значит, уходил? - вступил в разговор Витька.
– Почему? - возразил Коля. - В дверях окошечко. Возможно, Евстигнеев подошел, чтобы его открыть и приготовиться к выдаче денег. Продолжай, Маруся.
– Иванов сидел здесь… - Маруська переместилась к столику в противоположном углу комнаты. - Он, наверное, не позавтракал.
– Почему? - удивился Витька, но вспомнил что-то и покраснел. - Верно… Здесь были найдены остатки чайной колбасы и крошки хлеба. На этом самом месте. Он, значит, ел.
– Ел, - подтвердила Маруська. - На эти два выстрела Иванов только обернуться успел, выстрелы менее чем в секунду прогремели. И тут одно из двух: либо он, смертельно раненный, успел выстрелить и преступника убить, либо выстрелил первым, а умирающий преступник убил его. Что в лоб, то и по лбу.
– Значит, в тот момент, когда преступник стрелял, Иванов сидел к нему спиной? - уточнил Коля.
– Да, - кивнула Маруська. - Сидел бы лицом - стрелял бы намного раньше и наверняка остался бы жив. Кроме того, расположение остатков пищи на столе, положение стула, крошки на полу - все это доказывает очень точно: в момент выстрела Иванов сидел спиной к преступнику.