— А почему нельзя утром, на вокзале? — удивился Миша.
— Потому что Магницкого будем встречать не только мы, — снисходительно объяснил Олег.
…»Эмка» миновала «Сокол» и, увеличивая скорость, помчалась по Ленинградскому шоссе. Свет фар вырывал из темноты деревья, редкие домики. Покачиваясь на мягком сиденье, Коля погрузился в полусон. Вот как она складывается, жизнь! Как это у Маяковского? «С пулей встань, с винтовкой ложись». Дети давно уже спрашивают: а что такое гражданская война? И мамы этих детей уверены, что теперь стреляют только в тире, из пневматических ружей. Их называют «духовые». Люди спокойно ходят в театр, в кино. Сердятся на милиционеров, которые штрафуют за неправильный переход улицы. Наверное, большинство так и думает — милиция существует, чтобы переходили улицу в положенных местах. Даже Маяковский написал: «жезлом правит, чтоб вправо шел. Пойду направо — очень хорошо!» Коля улыбнулся сквозь дремоту: вот ведь — профессия! Никто о ней ничего толком не знает, сплошной секрет. Мало кто любит ее — да что там — любит! С элементарным уважением мало кто относится, вот в чем беда! Плохо у нас пропагандируют хорошее. Нагрубит кому-нибудь участковый — сразу узнает вся улица, весь квартал. И сразу — поток писем. А погибнет в схватке с бандитами милиционер или оперативный работник — о многом ли узнаешь из скупых строчек Указа. «За мужество и героизм, проявленные при задержании особо опасного преступника, наградить… посмертно».
«Эмку» встряхнуло. Коля посмотрел на часы.
— Сколько до Клина?
— Километров двадцать, — отозвался шофер.
— Можем не успеть, — заметил Олег.
— В первый раз, что ли? — лениво протянул шофер. — Будем тютелька в тютельку.
Шофер прибавил газ, и Коля снова погрузился в полудремоту. Вспомнился Агеев — парень с трудной судьбой, измотанный, нервный. Надо же! Захотел человек сойти с кривой дорожки — и тут же подкараулили его бывшие дружки, отомстили. Сложное это дело — взаимоотношения в воровской среде. Видимость какой-то морали, каких-то законов, а на деле всем движет право сильного, волчье право. Прячутся, конспирируются, иногда довольно умело, — как с ними бороться? На следствии по делу министров бывшего царского правительства кто-то из обвиняемых остроумно заметил, что против тайно совершаемых преступлений бороться только гласными, открытыми средствами невозможно. Это правильно. Мы тоже, несмотря ни на что, теперь не можем, да и никогда не сможем бороться с преступниками только открыто. Что бы там ни говорили чистоплюи и псевдоморалисты. Нет ничего плохого, ничего аморального в том, что бывший вор Агеев, оставаясь в среде бывших своих сотоварищей, пытался разрушить их преступное сообщество, разложить его изнутри и тем самым спасти всех от тюрьмы и краха. Почему же так живуче отвратительное жандармское слово «сексот»? Не потому ли, что мы боимся подчас чистоты и правды в деле, которое исстари и, конечно же, несправедливо принято считать грязным. А ведь Агеев погиб на боевом посту. Геройски погиб, защищая народное достояние. Только о нем не напишут в газетах, и орденом его не наградят.
«Эмку» встряхнуло, взвыл мотор.
— Вляпались! — в сердцах сказал шофер. — Дорогу ремонтируют. И где мы только объезд проморгали?
— Вернемся, — предложил Миша.
— Тогда явно не успеем, — сказал Олег.
«Эмка» снова набрала скорость, и все обрадовались, что участок плохой дороги остался позади, но впереди мелькнул шлагбаум и красный фонарь на нем. Взвизгнули тормоза. «Эмка» замерла, врезавшись в огромную кучу песка.
— Чтоб вам повылазило! — К машине подскочил рабочий с фонарем. — Носит тут всяких.
— Что же вы дорогу перекрыли и не предупреждаете! — в свою очередь заорал шофер.
— Это как же не предупреждаем! — завопил рабочий. — Объезд взади, глаза разуй.
— Где «взади», где? — орал шофер.
— Кончили, — приструнил его Коля. — Ехать дальше можем?
Шофер заглянул под двигатель:
— Рулевая тяга дуба дала.
Коля достал часы:
— Вот тебе и тютелька в тютельку. Железная дорога далеко?
— Железка — вона она, — злорадно сообщил рабочий. — А поезда здеся не останавливаются.
— Ты чего такой злой? — добродушно осведомился Миша. — Кто тебя обидел?
— Ничего, — не то улыбнулся, не то оскалился рабочий. — Я при случае тоже обижу. Валите, неча мне здесь с вами лясы точить.
Оперативники зашагали к насыпи.
— Его бы надо проверить, — остановился Олег. — Кулацкое отродье, не видите, что ли? Он еще поезд под откос пустит.
— Не усложняй, — успокоил Виктор. — Мало ли из-за чего у человека на душе скверно? Нельзя же во всем и везде видеть одних врагов. Не дело это.
— Меня в спецшколе учили иначе, — буркнул Олег.
— А ты не попка-дурак, — насмешливо сказал Виктор. — Ты учебу воспринимай не механически, а творчески.
Вышли к домику обходчика. В окнах было темно.
— Откройте. — Миша осторожно постучал в дверь.
— Э-э-э… — раздраженно протянул Олег. — Эдак мы здесь до утра простоим! — И он несколько раз подряд сильно ударил по дверям.
Зажегся свет, женский голос спросил тревожно:
— Ой, да кто же это?
— Милиция.
Двери открылись. На пороге стояла женщина лет сорока с «летучей мышью» в руке.
— Где хозяин? Или обходчик — вы? — спросил Коля.
— Иван Кузьмич, — сказала она неуверенно. — А он неужто снова с линии ушел? Неужто снова начелдыкался?!
— Успокойтесь. Дело у нас к вам. Как Ивана Кузьмича найти?
— Да на пути он должон быть, — махнула рукой женщина. — Всем мужик взял — и ростом и силой. И к бабам не ходит, и в местком его нынче избрали. Только вот пьет, проклятущий.
— Найдите обходчика, — приказал Коля Воронцову.
Тот шагнул к дверям и столкнулся с громадным мужиком в брезентовом дождевике.
— Иван Кузьмич? — улыбнулся Воронцов.
— Ну? — спокойно спросил мужик. — Вам чего? Не положено здесь посторонним.