Он отвечал: «Когда-то мне придется уйти навсегда. Я просто не хочу, чтобы ты привыкала».
Эти слова ранили меня в самое сердце и на время лишили возможности двигаться, мне показалось, что у меня отнялась левая часть лица, и рука. Сердце сжалось, словно было не размером с мой кулак, а походило на грецкий орех. Горло сковал ледяной обруч, и мне стало трудно дышать. А горячие слезы полились по щекам. Он знал, что его слова возымеют такой эффект, но он сказал их намеренно, наверное, предупреждая меня. Он не мог поступить иначе. По тем или иным неизвестным мне причинам. Он целовал меня, растирая слёзы по моим щекам, а потом просто поднялся, и я увидела, как он покинул комнату. И квартиру.
- Это становится похоже на драму. Он был еще и твоим мучителем! Он то романтичен, то циничен и холоден, - прокомментировала доктор.
- Именно так. Я злилась на него. Иногда даже ненавидела. Переживала и тревожилась. Билась в истерике. Но, в конце концов, прощала. И все его ранящие фразы, и иногда холодный отчужденный взгляд. Бывало, что он отводил взгляд и просто смотрел в пустоту. В такие моменты он совсем не выглядел счастливым человеком. Он был страдальцем, погруженным глубоко в свои мысли. Часто его томный взгляд был направлен куда-то ввысь, в этом взгляде было столько печали, словно он вобрал в себя все страдание мира. Эти глаза смотрели так, будто он силой хотел закрыть их и ничего больше не видеть, но не мог, и какая-то неведомая сила держала их открытыми, заставляя освещать все сущее их прекрасным светом. Он был и моим светилом. Освещал мою душу, проливал свет на самые темные страницы…
- Сколько времени вы пробыли…вместе? – спросила врач с участием в голосе.
- Не знаю точно, года два, наверное. Не помню. Он был со мной, пока я писала этот роман. Ну, этот, что сейчас так популярен.
- Это самый известный твой роман.
- Это уже не важно.
Врач удивленно подняла бровь и поджала губы, но промолчала. Я заметила, что она намерена закончить разговор на сегодня. Я сказала, что буду ждать следующей встречи.
Покидая палату, моя исповедница обернулась и спросила:
- Ты, кстати, угадала, что я люблю носить чулки от Victoria`s Secret. Как ты узнала?
- Это просто. То как горделиво ты их носишь, грациозно закидывая ногу на ногу. Однажды из-под полы твоего халата показалась их кружевная кайма. А из кипы бумаг с историями болезней у тебя когда-то выпала этикетка, так сказать, с одноименным названием.
- Все понятно! - ее улыбка, последнее, что я видела в ту ночь. Все остальное время меня посещали сны о НЕМ.
***
В кафе зашла элегантная женщина средних лет, очень яркой и запоминающейся внешности и присела за столик у окна. К ней тут же подбежал официант, спеша принять ее заказ. Сегодня на ней не было ее привычного белого халата. На черное короткое платье было наброшено промокшее от дождя пальто, волосы были распущены и золотые кудри спускались на плечи. В ее чашке был горячий шоколад со специями. Он источал приятный аромат. Женщина задумчиво смотрела в окно. Сегодня она не думала о работе. Ее мысли заполнила ее собственная жизнь. Такая же серая, как и ее пальто. Как мокрый асфальт на улице. Женщина грустила о чем-то. Возможно об утерянной свободе, о том, что когда-то забыла о безумствах. О том, что потратила молодость и красоту на бесполезных мужчин, которые едва ли оставляли за собой хотя бы воспоминания. Но она помнила и свою последнюю любовь, которую упустила, боясь поддаться чувствам, боясь кардинально изменить свою жизнь. У нее была лишь ее любимая работа, которая лишала ее свободы и воздуха, мешала мыслить шире. Теперь работа стала тягостной рутиной. Она вспомнила о своей пациентке. Той самой писательнице, которой врач так и не могла отважиться поставить окончательный диагноз. Что же это такое? Женщина втайне завидовала пациентке, так как никогда в жизни не переживала ничего такого же яркого и в такой же степени увлекательного. Врач готова была даже поменяться местами с пациенткой, чтобы только оказаться в ее голове, пусть даже, если там есть то самое ядро безумия, которое она ищет. Мысли о работе не давали покоя этой бедной женщине. Услышав еще одну главу из истории писательницы, врач начала отбросила идею о шизофрении. Диагноз видоизменялся. Теперь она допускала, возможно, помешательство и полный отход от реальности. Она на какое-то время посчитала, что все «советы» ее вдохновителя были лишь мысленным оформлением ее собственного писательского опыта. Преобразовать квартиру она могла под действием того же самого расстройства, считая, что ей помогают. Человек, выступавший на сцене в кафе, мог быть обычным исполнителем, принявшим облик ее музы. Более того писательница говорила, что «муза» приходила тогда, когда ей это было необходимо, описывая его появление, как ощущение ветерка на коже или что-то в этом роде. Все это указывало на глубокое помешательство. На четкий вопрос о продолжительности их отношений, пациентка не дала точного ответа, ведь возможно она не осознавала, сколько времени пребывает в трансе и как далеко ушла от реального мира. Возможно, помешательство здесь как раз граничило с высокой интеллектуальностью и отсутствием бреда. Но врач не могла поставить этот диагноз, потому что у таинственного вдохновителя была болезнь, сопровождавшаяся кашлем, что свидетельствовало о реальности этого человека. Не стала бы она выдумывать себе больную музу. Похоже, это был реальный человек, приносивший ей вдохновение. Возможно, именно он своей необычностью вогнал творческого человека в подобие транса и сделал зависимой от себя самого? У нее было не только идиллическое отношение к своей музе. Она сострадала ему и переживала за него. Значит, не помешательство это было, а любовь… Врач никак не могла собрать все кусочки воедино. Она уже не была уверена, что дослушав историю, она сможет быть более определенной в своих решениях. Но, слушая эту историю, она стала ближе к своей пациентке. И она по-человечески хотела дослушать удививший ее рассказ. С последним глотком горячего шоколада она решила, что сегодня на ночном дежурстве она снова пойдет в заветную палату то ли слушать сказки, то ли смотреть цветное кино.