- Вы были буйны. Так вот, я помню, как Вы изрисовали свою пижаму. Помню, как Вы написали на своей подушке целый рассказ обо мне. Ха-ха, знаете, сколько пациентов оставляют подобные послания? – она сделала паузу. – Мне было очень приятно читать это. Вы так тонко чувствуете окружающий мир. Но, поверьте, я не заслуживаю того, что Вы обо мне написали.
- Заслуживаете. И сможете доказать это, если отпустите меня, если позволите творить дальше.
- Я не закончила. Я перевела Вас в палату с кафельными стенами, потому что предполагала, что Вам захочется написать на стенах.
- Но, почему именно в белую комнату? Неужели у Вас в клинике нет комнат с кафелем другого цвета? - Я встала с кровати и развела руками. – Понимаете, для меня белый цвет – это цвет пустоты, которую мне хочется заполнить. Для меня это очень важно. Творец пишет на белой бумаге, то есть вносит в нее не только цвет, но и эмоции, переживания. – Я указала на врача: - Вот Вы, вспомните! Вы читаете книгу: если на белой странице описаны радостные и волнующие события, и вы читаете их с улыбкой, то лист бумаги в Вашем воображении окрашивается в светлые тона цвета, и наоборот, если написанное вызывает грусть, уныние, или злость, лист окрашивается в темные тона. Диапазон этих оттенков в человеческом сознании беспредельно велик, и цвета, олицетворяющие некоторые человеческие эмоции, даже нельзя описать словами, поэтому то, что раскрывает писатель, додумывается читателем, интерпретируется по-своему. Задача творца пробудить чувства читателя: подтолкнуть его к рассуждениям, воздействовать на его настроение, позволить ему чувствовать запахи, слышать звуки, отчетливо представлять себе цвета. – Я запнулась, потому что мне показалось, что моя тирада все равно не возымеет эффекта.
Но доктор дернулась и встала. Она походила по комнате туда-сюда, подошла к окну, выглянула в него через решетки, переминаясь с пятки на носок. Рывком сняв очки, она указала ими на меня. Она хотела что-то сказать, но промолчала, рука ее тряслась в воздухе надо мной, но слегка успокоившись и снова присев на табурет, она сказала:
- Продолжайте!
- Если Вы не выпишете меня, то переведите хотя бы в другую палату. Чтобы творить. Это единственное, что мне нужно в жизни, и мне нужно различать хотя бы цвета!
- Я переведу Вас только в том случае, если Вы пообещаете мне, что не будете писать на стенах, подушках и одежде. А еще Вы должны регулярно питаться. Вам по-прежнему будут выдавать листы и ручки, чтобы Вы могли творить.
- Но почему я не могу оставить что-то себе?
- Я уже говорила Вам, что это пока невозможно. Вы должны вылечиться. Таков метод лечения.
- Как вы не можете понять, что Вы не должны меня лечить? Просто помогите мне.
- Я как раз этим и занимаюсь, - врач оглядела мою постель. – Ах, какой замечательный потрет Вы нарисовали! - она вплеснула руками.
- Спасибо, но Вы, кажется, сменили тему.
- Вы слишком настойчивы. Вы думаете, что я буду обсуждать с Вами свои методы лечения?
- Господи, ну почему вы используете эти сухие заученные фразы? Ведь я вижу Вас насквозь. Вы совсем не такая. Будьте же собой!
- Я не собираюсь обсуждать с Вами это. Вы – моя пациентка, а я - ваш доктор. Давайте не переходить на личности. – Она заерзала на табуретке.
- Постойте, послушайте! Работа в этой клинике не по Вам, это скучное место Вам так опостылело! Хотя Вы любите свою профессию…
- Обязательно поешьте! – перебила меня врач и поднялась.
- Эта строгая прическа Вам не идет, и вы знаете это. В конце рабочего дня заколки начинают давить, и вы мечтаете сорвать их с волос, и позволить вашим великолепным волосам рассыпаться по плечам. – Я увидела, что врач собралась уходить, но обернулась.
- Вы не любите вашу форменную одежду, но вынуждены ее носить. Иногда у вас появляется желание распахнуть халат и показаться в короткой юбке и сногсшибательных новых чулках от Victoria`s Secret . А, засидевшись допоздна за работой, Вам хочется открыть окно, и закричать, что есть мочи, глядя на луну, словно исповедуясь ей. – Глаза врача округлились. Она судорожно глотала воздух, но молчала.
***
Октябрь. В воздухе пахло дождем, и мокрой листвой, что золотым ковром лежала на черной сырой земле. По парковой аллее шла женщина средних лет, закутавшись в серый плащ, и стуча изящными каблуками по старой брусчатке. Она вдыхала осенний воздух полной грудью и жмурилась, подставляя лицо моросящему дождю. Глаза ее были безжизненными и уставшими. Морщинки вокруг глаз сейчас слегка разгладились. Она была погружена в маленький мирок своей собственной фрустрации. Она шла, скрестив руки на груди, стараясь не пускать осеннюю прохладу под плащ. Каждый день она шла с работы по этой аллее; все камешки, веточки, фонари, трещины на асфальтированной велосипедной дорожке были ей до боли знакомыми. Она любила свой большой город, который был скорее похож на отдельную страну, и в котором нет ничего невозможного! Она любила осень и любила свою профессию. Помогать людям – вот ее призвание. То, во что она свято верила. Она была почти счастлива. У нее была высокооплачиваемая должность, известность, заслуженные тяжким трудом и усердием награды. В конце концов, у нее была эта осень, и ее любимый город, пахнущий марихуаной. Но сегодня известнейший психиатр столицы, была особенно недовольна своей жизнью. Бывали дни, когда ей казалось, что она что-то делает неправильно, бывали дни глубокой тягучей грусти, обволакивающей сердце и не выпускающей из своих сетей многие дни подряд.