В деревне с давних пор был принят негласный устой о травле «разноглазых» и их близких сородичей. Всю вину за обнищание этого места, голод и закрытие торговых путей с соседними областями они переложили на эльфов. Но больше всех досталось королевским «разноглазкам», на законных землях которых и расположился край бывших торговцев. Местные нашли причину ненавидеть всех эльфов, приписали им случившийся кризис и разруху, а себя объявили жертвой. Нет страшнее существа, у которого отняли будущее, но всучили вилы и надежду.
Господин Ларон мыслил немного иначе. Только вот страх перед обществом закрывал ему рот, а иногда глаза и уши. Потому из когда-то гордой гарпии он превратился в жалкого поддакивателя, забывшего о чести и силе обещанных слов.
– И-ишь как запел! – пьяный сатир отстранился от хозяина таверны и поднял кружку с алкоголем. – А чья задница приютила эту эльфскую подстилку? Еще ж еды на остроухую переводишь.
В какой-то момент господин Ларон повернул голову в сторону, где стояла Лучия. Его глаза сощурились, а губы сжались.
– Почему ты еще тут? – голос мужчины поменялся и больше не обращался к посетителю. Глаза цвета рубина вцепились в девушку, как сокол когтями в мышь.
Испугавшись холодности в голосе хозяина таверны, Лучия торопливо спустилась вниз и показалась перед малочисленными посетителями. Перед тем как виновато опустить голову, девушка вновь неосознанно кинула робкий взгляд на шрам господина Ларона. Не сказать, что он уродовал его человеческое лицо, наоборот, глубокий рубец на его острой скуле и губе, кусочка которой не было в нижнем правом углу, приписывал гарпии те самые черты, коими тот не обладал. Мужество, свирепость и жестокость.
– А девка-то вымахала! – заметив реакцию друга и не дожидаясь ответа Лучии, сатир повернулся к девушке. – Какие сиськи! Змей великий мне в задницу. Каждый день на глазах моих, а такого я давно не видывал, – сатир положил волосатый локоть на стол и немного наклонился в сторону Ларона. – Ты хоть знаешь о торговле девками? За такие сиськи отвалят минимум…
Старый сатир не успел закончить – стол подскочил вверх от удара кулака хозяина по столешнице.
– Ты что творишь?! – заблеял сатир, когда кружка с недопитым элем перевернулась, и темная жидкость оставила на его штанинах пятно.
– Десять медяков, Курц, – гарпия отстранился от высокого стола, скрестивши крылья на груди, совсем как ранее это делала госпожа Сагри, – и тебя ждет работа. Лодочник дожидаться не станет – выйдет в море без тебя.
Глаза сатира удивленно распахнулись: ранее он ни разу не сталкивался с актом агрессии со стороны приятеля.
– Птичьи мозги, Лар! Видит Великий Змей, ты сходишь с ума, – старик принялся шарить по карманам в поисках кошеля с монетами, периодически бросая короткие взгляды на хмурого хозяина таверны.
Когда на стол были брошены десять медных с изображением дуба, господин Ларон даже не посмотрел на них. Продолжая прожигать глазами сатира, гарпия тихо произнес:
– Мой бог не Змей, сатир, – перья на его крыльях вытянулись вверх, как будто попали в место (лучше в «место»), куда ударит молния.
– Твое божество – сказки, гарпия. Пока мои боги обвивают пять древ-прародителей, твой существует только у тебя в воображении.
По вздутым венам на лбу господина Ларона было понятно: он взбешен. Единственная вещь, которая могла вывести его из себя, – это религия. Гарпии – существа из далеких парящих островов, обители и столицы их главного божества – элементаля Воздуха. В отличие от остальных трех всесоздателей, он единственный не имел земного облика. Всю историю божество изображали как что-то неосязаемое и больше духовное, чем физическое. Как сгусток энергии, несущий мир и гармонию своим детям – воздушному народу Драганы.
Потому все существа воздуха были намного религиознее, чем остальные дети всесоздателей. Они возводили небесные храмы, где поклонялись так называемому Каору. Сам император, верховный правитель и высший служитель храма, являлся посланником голоса Воздуха. Его власть была неоспорима, а слово – законом.
Только сейчас господин Ларон был не на родных островах, а на землях иного всесоздателя, Великого Змея, элементаля Земли. И ярое возражение против его воли могло приравниваться к стремлению разжечь бунт.
– Пошел отсюда, старый козел, нечего тут трепать языком!
Из ниоткуда появилась старуха-гарпия. В руках у нее были грязные тряпки, и по госпоже было видно, что она готова их использовать не по назначению. Как и утром, у женщины все еще не было настроения. Поэтому бедному сатиру не повезло наткнуться на хозяйку таверны именно сегодня.