— О чём думаешь, доченька?
— О том, что мне жутко от чёрного неба и тайн Вселенной.
— А мне жутко от тайн человека. Что прячет космическая бездна — не так страшно, как то, что скрывает в себе человек. Как можно постичь умом планомерное, равнодушное убийство маленьких людей, обывателей? И дети... Как можно убивать детей? Вот тайна. А космос — ерунда.
— Это у тебя после Вагнера?
— Ой, Люлечка, подожди-ка. Подожди. Пойдём!
Марк Семёнович вдруг понёсся вперёд, Юля еле поспевала за ним. Роскошный Ресторан остался позади, впереди были проходные дворы и подворотни. Марк Семёнович преследовал быстро идущего человека, который, покружив по Желябова и Перовской, нырнул в подвал, где была прокуренная рюмочная.
Марк Семёнович встал в углу зала и впился глазами в того, за кем бежал, напрочь забыв о шампанском и киевских котлетах. Это был грязно одетый молодой красавец со спутанными кудрями, румянцем и опущенными глазами с длинными ресницами. Красавец тихо подходил к стойкам, за которыми выпивали галдящие люди, тихо брал недоеденные бутерброды, молниеносно их зажевывал и тихо отходил. Он пихал и выливал в рот всё, что попадалось под руку: водку, кофе, лимонад, селёдку, шоколад, лимончик. Потерявшие бдительность посетители заведения только диву давались — куда же всё исчезало?
В рюмочную зашли два высоких человека с артистическими лицами. Это были молодые, но уже состоявшиеся художники, они поздоровались с Марком Семёновичем, потому что встречали его в кругах, и посмотрели внимательно на Юлю. От стоек неслись приветы и приглашения состоявшимся художникам, их здесь хорошо знали. Состоявшиеся художники взяли водки, пельменей и встали к стойкам. Тут один из них увидел молодого красавца, лёг грудью на тарелки и закричал: «Человек-говно! Внимание, Человек-говно!» Красавец как раз нацеливался на чей-то бутерброд с килькой. Народ всполошился и прогнал красавца, но тот не ушёл, а тихо встал на пороге, внимательно следя за выпивающими.
Марк Семёнович строчил в блокноте, а Юля всхлипывала — она очень устала, ей хотелось есть и пить, и её пугали тонущие в кухонном чаду силуэты бубнящих мужчин в чёрных пальто. Кроме продавщицы и уборщицы, которая складывала на поднос грязную посуду, она была здесь единственной женщиной. К ней подошёл один из состоявшихся художников.
— Юля, простите, а что это Марк Семёнович так старательно записывает? Пишет книгу про сумасшедших?
— Да, побежал за этим — который всё доедает.
— А он не сумасшедший, он прикидывается. Юля, можно вас угостить мороженым? Пока папа работает. Меня зовут Борис, а там — Павлик. Который руками машет.
Борис был таким красивым, смотрел так внимательно и говорил так ласково, что Юля решилась пойти к стойке. Чёрные пальто почтительно посторонились, уборщица махнула под носом вонючей тряпкой, и перед Юлей выросла башня слоновой кости, облитая двойным «Золотистым» сиропом. В мороженом были кусочки льда, которые приятно хрустели и таяли на языке.
— А Марк Семёнович все пишет. Марк Семёнович, выпейте с нами рюмочку! Не слышит.
— У меня завтра четвертная контрольная. Я в это время спать ложусь. А папа меня сюда привёл. Хотя я и так устала после концерта.
— Не расстраивайтесь. Марк Семёнович увлечён работой, а вас он очень любит. Павлик, ты как?
— Люди разрушают то, что любят больше всего! Я бы ещё выпил.
— Тебе хватит!
— Это тебе, Боря, хватит, а у меня ни в одном глазу. Хочу водки.
— Да в обоих глазах, ты уже их сфокусировать не можешь.
— Единственный способ отделаться от искушения — поддаться ему! — Павлик нетвёрдым шагом пошёл за водкой.
— Юля, не расстраивайтесь из-за контрольной. Она никак на вашу жизнь не повлияет. Не это главное. Оценки, школа, общественное мнение — картофельная шелуха. Мысли об оценке отвлекают нас от действительно важных вещей.
— Каких?
— Поэзия, например.
— Стихи?
— Нет, не обязательно стихи. Наша первейшая задача — увидеть поэзию в обыденном... Простите, отрыжка. Так вот — красота повсюду.
— В стакане? В усатой морде?
— Совершенно верно. Усатая морда — творение Божье.
— Врёшь! Люди — это муравьи, которые завелись в избушке лесника! — встряла в разговор усатая морда.
— Отлезь. Вот мы сейчас у Павлика спросим. Павлик, что в жизни главное?
Чёрные силуэты вокруг всколыхнулись: экзистенциальные вопросы волновали всех посетителей рюмочной. Смысл бытия здесь искали как пролетарии — бригада слесарей во главе с неким Маркелом, вынесшим на повестку дня вопрос о необходимости набить морду какому-то Вадику, — так и представители творческой интеллигенции: художники, поэты и сотрудники Эрмитажа.