Они правили к разрыву в ровном ледяном поле, привели шлюпку в нужное место и причалили к нему, словно к песчаному берегу. Все выбрались из шлюпки на лед — за исключением потерявшего сознание старика — и одеревеневшими от холода пальцами сумели вытащить шлюпку из воды, — на достаточное, во всяком случае, расстояние для того, чтобы из нее могли выбраться и женщины.
Остававшегося в лодке мужчину так и не удалось привести в сознание. К тому времени, когда они сумели вытащить его на лед, он уже умер. Нос его, глаза и рот уже прикрыла тонкая корочка льда. Они положили его на берегу со сложенными на груди руками.
Гэвин проговорил:
— Пока придется оставить его здесь.
Другой мужчина, англичанин, примерно ровесник Гэвина, возразил:
— Это некрасиво с нашей стороны.
— Если хочешь, можешь нести его на собственной спине, — предложил другой мужчина, американец средних лет.
— Нет смысла, — проговорил англичанин. — В первую очередь мы должны позаботиться о женщинах.
— На мой взгляд, каждому из нас, мужчина ты или женщина, следует заботиться о себе, — возразил молодой американец.
Молодая женщина, которая сидела за веслом, сказала:
— По-моему, разумнее будет всем держаться вместе и помогать друг другу. Кроме того, будучи женщиной, я могу оказаться не менее полезной, чем каждый из вас.
— Можете делать что угодно, — проговорил молодой американец. — Но я никому и ничем не обязан.
Гэвин отозвался:
— Очень хорошо. Посмотрим, кто хочет держаться вместе.
Немедленно проголосовали. Выделиться пожелал только молодой американец.
— Очень хорошо, — проговорил он. — Так что я сам за себя.
— И куда ж ты пойдешь? — поинтересовался Гэвин. — На мой взгляд, всех нас ждет одна судьба.
— Возможно, — согласился молодой американец, — но я предпочитаю нести ответственность только за себя и ни за кого другого.
— Тогда удачи, — пожелал Гэвин. — И как тебя зовут на тот случай, если нам придется сказать над тобой несколько слов, прежде чем спустить в воду и все такое?
— Если так случится, оставьте меня там, где я упаду, — ответил тот, — но для справки меня зовут Хардин.
— Это имя или фамилия? — спросила женщина.
— Сойдет за то и другое, — ответил Хардин, поворачиваясь на льду в сторону одного из больших замерзших кораблей, не вросших в айсберг, но вытолкнутых на лед.
Какое-то время все провожали его взглядом. Пройдя мимо корабля, Хардин отправился дальше. Недавно говоривший англичанин произнес:
— Этот парень не из тех, кто умеет играть в команде. Истинный американец.
— Я тоже американец, — проговорил Гэвин.
— Действительно, люди разные, — согласился англичанин. — Ничего личного. Меня зовут Джеймс Каррузерс.
— А я — Амелия Бранд, — сказала женщина, которая гребла и предложила всем держаться вместе. — Тоже американка.
Женщина постарше, англичанка, произнесла:
— Называйте меня Герцогиня, а представиться друг другу можно будет и потом. Мне кажется, что в нашем положении было бы разумно поискать какое-то укрытие, а предоставить его нам может только один из этих кораблей.
Все остальные не проявляли даже малейшего интереса к разговору и не собирались называть свои имена. Они поддались унынию и готовы были капитулировать.
— Действительно, — проговорил Гэвин, бросив взгляд на скованный льдом корабль. Фигура Хардина еще виднелась вдали, учитывая, что идти ему приходилось по льду, шел он достаточно быстро.
Гэвин пустился в путь. Амелия шла возле него. Остальные цепочкой вытянулись за ними. Оглянувшись назад, Гэвин заметил, что случайная высокая волна сняла со льда спасательную шлюпку номер три и унесла ее обратно в море.
Не остановившись, они продолжили путь к первому кораблю.
Немного погодя, Амелия указала:
— Видите, вон там… насыпь возле кормы. Думаю, что там будет проще всего подняться на борт. Напрягаться не придется.
Деревянные борта большого старого корабля уже темнели перед ними. Судно казалось на удивление крепким, а со стороны кормы к нему примыкал нарост из снега и льда, казалось, приглашавший внутрь.
— Возможно, — согласилась Герцогиня. — Примерно через час все мы будем мертвы, но если я сумею перед смертью хоть немного согреться, то предпочту умереть в таком состоянии.
Борт корабля поднимался высоко над головой, на него ломаными крыльями бабочки свисали лохмотья парусов. Они поднялись по склону, ведущему к корме, однако он оказался слишком скользок для всех, за исключением Гэвина, Амелии и англичанина Каррузерса.