Действие успокоительного закончилось. Но Би продолжала спать.
Это был беспокойный, болезненный сон. Ей вводили обезболивающие через капельницу, привязав руки и ноги к кровати. Врачи сказали, что у нее в крови какой-то яд. Они не знали, когда он убьет ее. Бывает по-разному.
Каждый день он приезжал в больницу под звуки сирен и выстрелов, и каждый вечер уезжал под те же звуки. Внутри было относительно тихо, если только кто-нибудь не просыпался, но это длилось недолго, пока ему не вводили смертельную инъекцию. Потом снова становилось тихо, и он мог поговорить с ней.
Он рассказывал ей истории, которые она слышала много раз, но знал, что она не будет возражать, если он расскажет их снова. О том, как мать послала его с пятицентовиком купить лед у продавца на Стайвесант-авеню. О том, как перед самой войной он играл в бильярд с актером Джеки Глисоном в какой-то ньюаркской забегаловке и чуть не обыграл его. О том, как он со своей будущей женой и будущим тестем сидел в баре, и кто-то оскорбил ее, и он замахнулся на парня, но тот увернулся и вместо этого он ударил своего будущего тестя.
Он хотел убедить ее не умирать. Убедить вернуться к нему.
Он попросил ее вспомнить день их свадьбы, присутствующих там друзей и как светило солнце в тот день.
Он приносил цветы, пока не перестал выносить их запах. Купил в сувенирном магазине воздушные шарики с надписью "Скорейшего выздоровления" и привязал их к той же кровати, к которой была привязана она.
Дни проходили с удручающей регулярностью. Он увидел еще много ужасных вещей. Он знал, что она задержалась гораздо дольше, чем большинство. Все больничные охранники уже узнавали его и даже не спрашивали пропуск.
— Четыре восемнадцать Б, — говорил он, но, вероятно, даже в этом не было необходимости.
Вечерами он возвращался домой, в обшитый досками дом на колесах во все более пустеющем пригороде, ставил замороженный ужин в микроволновку и смотрел вечерние новости — теперь он смотрел только их, с тех пор как начали воскресать мертвые, — а когда новости заканчивалось, ложился спать. Друзья не приходили. Многие из его друзей сами были мертвы. А живых он не поощрял.
А однажды утром ее не стало.
Все, что ее окружало, исчезло.
Исчезли цветы, воздушные шарики, ее одежда — все. Врачи сказали ему, что она умерла ночью, но, как, конечно, он уже должен был заметить, они довели это до совершенства, причем гуманного, и когда она ожила, все произошло очень быстро, и она не страдала.
Если он хочет, то может посидеть здесь некоторое время, сказал доктор. Или пообщаться с психотерапевтом, который поможет ему справиться с утратой.
Он присел.
Через час в палату вкатили рыжеволосую женщину с одутловатым лицом, лет на десять моложе Уилла, с отвратительным укусом на левой щеке чуть выше губы. Возможно, неудачный поцелуй. Медсестры, казалось, не замечали его присутствия. А если и замечали, то не обращали на него внимания. Он сидел и смотрел, как рыжеволосая спит в постели его покойной жены.
Утром он посетил госпиталь.
Он сказал охраннику:
— Четыре восемнадцать Б.
Сел на стул и рассказал ей историю о том, как играл в бильярд с Глисоном, как тот поцарапал кием шар в лузе во время удара по восьмерке, и о том, как он купил протухший гамбургер во время Великой депрессии, а его первая жена плакала до поздней ночи из-за фунта испорченного мяса. Он рассказал ей старый анекдот о петухе в курятнике. Он негромко говорил о друзьях и родственниках, давно умерших. Он спустился в сувенирный магазин и купил ей открытку и маленькое растение в горшке для окна рядом с кроватью.
Через два дня она умерла. Открытка и растение в горшке исчезли, а ее тумбочка и шкаф опустели.
Мужчина, лежавший теперь в ее постели, был примерно ровесником Уилла, такого же роста и телосложения, он потерял глаз и ухо, а также большой, указательный и средний пальцы руки — все на правой стороне. У него была привычка лежать немного влево, как бы отворачиваясь от того, что с ним сделали мертвецы.
Что-то в этом мужчине подсказывало Уиллу, что он моряк: грубая обветренная кожа лица или, возможно, свирепые кустистые брови и седая щетина. Сам Уилл никогда не плавал, но всегда хотел этого. Он рассказал мужчине о том, как в детстве проводил лето в Эсбери-парке и Пойнт-Плезанте на побережье Джерси, как ночевал на набережной и проводил дни с семьей на берегу моря. Это было самое близкое, что он мог придумать, чтобы заинтересовать мужчину.