Тот продержался всего одну ночь.
Пришли и ушли еще двое — женщина средних лет и симпатичная девочка-подросток.
Он не знал, что сказать девочке. Он уже много лет не разговаривал с подростками, если не считать кассирш на рынке. Поэтому он сидел, мурлыкал себе под нос и читал ей журнал "People" четырехмесячной давности.
Он купил ей маргаритки и маленького плюшевого мишку и положил его рядом с ней на кровать.
Девочка умерла первой, а затем вернулась в его присутствии.
Он удивился, что это почти не испугало его. В один момент девочка спала, а в другой боролась с ремнями, которыми ее привязали к кровати, и густая серо-желтая слизь, вытекающая у нее изо рта и носа, забрызгивала простыни, которыми ее туго обернули. В ее горле раздался звук, похожий на сжигание сухих листьев.
Уилл отодвинул свой стул к стене и наблюдал за ней. У него было такое чувство, что ему нечего ей сказать.
Вверху на стене мигала маленькая красная лампочка монитора. Предположительно, такая же лампочка мигала на посту медсестер, потому что через несколько секунд в палате появились медсестра, врач и санитар, и санитар держал ее за голову, пока врач вводил инъекцию через ноздрю глубоко в мозг. Девочка вздрогнула, а затем, казалось, обессилела и опустилась на кровать. Плюшевый мишка упал на пол.
Доктор повернулся к Уиллу.
— Мне жаль, — сказал он. — Что вам пришлось это увидеть.
Уилл кивнул. Доктор принял его за родственника.
Уилл не возражал.
Они натянули на нее простыню и еще мгновение смотрели на него, а затем вышли через дверной проем.
Он встал и последовал за ними. Спустился на лифте на первый этаж и прошел мимо охранника на парковку. Из магазина "WalMart" дальше по кварталу слышалась стрельба из автоматического оружия. Он сел в машину и поехал домой.
После ужина ему стало трудно дышать, поэтому он подышал кислородом и рано лег спать. Утром он чувствовал себя намного лучше.
Еще двое умерли. Оба ночью. Ушли, как призраки из его жизни.
Вторым умер у него на глазах санитар больницы. Уилл видел его много раз. Молодой парень, слегка лысеющий. Очевидно, его укусили, когда врач делал инъекцию, потому что кисть была забинтована и слегка гноилась.
Санитар уходил трудно. Это был молодой человек с толстой мускулистой шеей, он метался и сотрясал кровать.
Третьей умерла у него на глазах женщина, так похожая на Би. У нее были такие же волосы и глаза, похожее телосложение и цвет кожи.
Он смотрел, как ее усыпляют, и думал: Вот как это было. Ее лицо выглядело так. Ее тело было таким.
На следующее утро после того, как она умерла, воскресла и снова умерла, он проходил мимо охранника первого этажа, кроткого грузного человека, который, должно быть, уже давно знал его в лицо.
— Четыре восемнадцать Б, — сказал он.
Охранник странно посмотрел на него.
Возможно, потому, что он плакал. Плакал всю ночь или большую ее часть, затем настало утро, и он снова заплакал. Уилл чувствовал себя усталым и немного глуповатым. Ему было трудно дышать.
Он сделал вид, что все в порядке, улыбнулся охраннику и понюхал букет цветов, собранный в саду.
Охранник не улыбнулся в ответ. Он заметил, что глаза мужчины тоже покраснели, и на мгновение встревожился, потому что ему показалось, что глаза охранника покраснели не от обильных слез, как у него. Но чтобы попасть внутрь, нужно было пройти мимо мужчины, что он и сделал.
Охранник вцепился в его руку своими маленькими белыми пальцами-сосисками и укусил за жилистый бицепс чуть ниже короткого рукава рубашки Уилла. В коридоре перед лифтом никого не было, никто не мог ему помочь.
Он пнул мужчину в голень, почувствовал, как под ботинком лопается омертвевшая кожа, и отдернул руку. В груди у него что-то хрустнуло, как будто кто-то сломал ветку внутри.
Разорвалось сердце?
Он толкнул охранника прямой рукой, как давным-давно толкнул Джона Блаунта, и хотя на этот раз лестницы не было, на стене висел огнетушитель, и голова охранника ударилась о него с громким звоном, и он, оглушенный, сполз по стене.
Уилл подошел к лифту и нажал кнопку "4". Он сосредоточился на своем дыхании и подумал, дадут ли ему кислород, если он попросит об этом.
Он вошел в комнату и уставился на кровать.
Та была пуста.
Она никогда не пустовала. Ни разу за все время его посещений.
В больнице всегда было много больных.
То, что утром кровать была пуста, почти сбило его с толку. Как будто он провалился в кроличью нору.
И все же он понимал, что неразумно спорить, когда ему наконец-то улыбнулась удача.