Я разобрал лишь одно слово – «таредор».
И только подходя к сельсовету, понял, что прохаживались они на мой счет. Значит, тореадор… Докатилось-таки в станицу мое бегство от этого проклятого бугая.
В деревне ничего не скроешь. Факт сам по себе пустячный, мелочь жизни, как говорится, но я страшно огорчился.
На заседании исполкома сельсовета я впервые так близко столкнулся с Ларисой. Мы сидели за столом друг против друга. Я смотрел на ее чуть улыбающееся лицо и думал: знает она или нет? «Наверное, знает», – промелькнуло в голове. Зачем ей тогда было бы улыбаться? И румянец на моих щеках то затухал, то разгорался с новой силой…
Заседание задерживалось. Ждали Нассонова, председателя колхоза. Для меня это было пыткой.
Председатель пришел суровый. Сел рядом с Ксенией
Филипповной и стал молча вертеть в руках карандаш.
Крепкий, с мощной загорелой шеей и покатыми плечами, с синевой на тяжелом подбородке…
Когда я выступал с планом мероприятий по профилактике преступности, организации дружины, работе с несовершеннолетними, ведению бесед и установлению постоянного стенда «Не проходите мимо», он только раз с любопытством посмотрел на меня. А в конце спросил:
– И много надо грошей на твои витрины?
– Стенды, – поправил я.
– Сколько? – повторил Нассонов.
– Мы прикинули, – вмешалась Ксения Филипповна, подсовывая ему листок. – Тут все указано. Не обедняешь, Геннадий Петрович.
– А ты в чужой карман не заглядывай, – добродушно огрызнулся тот, читая бумажку. – За свой держись крепче… – И, поставив в углу листка крупную подпись, сказал мне: – Зайди в бухгалтерию. Наряд отнеси Катаеву в мастерские. Заодно поговори с ним. Наш комсомольский атаман. Вы, молодые, легче договоритесь. Мне и без ваших дел – хлебать не расхлебать. Завтра из области приезжают.
– А план согласован чи не? – спросил вдруг с места парторг колхоза Павел Кузьмич.
– Я показывал председателю исполкома сельсовета товарищу Ракитиной, – ответил я.
– Э, казак, так дело не пойдет! – улыбнулся парторг. –
Вот ты хочешь народную дружину организовать. Это хорошо. Да ведь у нас уже организовывали, и не раз. А ничего не вышло. Не тех хлопцев подобрали, вот такая заковыка.
Так что, значит, надо с партийной организацией посоветоваться, с комсомольским активом. И с другими тоже.
Подскажем. Одна голова хорошо, а две лучше. Потом, в сельсовете есть постоянная комиссия по социалистической законности. Ты с ними говорил?
Я растерянно оглянулся. Присутствующие засмеялись.
– Очень резвый, – сказал кто-то. – Думает сам навести порядок.
– Товарищи, – вступилась за меня Ксения Филипповна,
– товарищ Кичатов – у нас работник молодой. Здесь я промашку дала. Но в целом у него интересные предложения. Мы потом в рабочем порядке посоветуемся с кем надо и все вопросы утрясем…
Я боялся встретиться взглядом с Ларисой.
С предложением Ракитиной согласились, и заседание продолжалось. Перешли к другим вопросам. Дали слово
Ларисе.
Говорила она тихо, поминутно оглядывая всех. Ее голос, высокий и мелодичный, журчал, как ручей. А в руках мелко-мелко подрагивал блокнотик с карандашом.
Слушали ее внимательно, потому что она всех заражала своим волнением.
Говорила она о том, что пропадают, исчезают всякие там старинные сабли, уздечки, макитры, кружки, сделанные народными мастерами, о том, что их следует отыскивать по хуторам, собрать и сделать в клубе нечто вроде музея.
И вдруг я подумал о том, что каждый день, утром и вечером, пью молоко из макитры, на которой нарисован огненно-красный петух. И когда сажусь писать письмо
Алешке, перед моими глазами ярким пятном будто светится задиристая, вытянувшая в крике шею птица, словно вот-вот вырвется громкое «ку-ка-реку».
Ларису поддержали. Кто-то вспомнил, что у него дома есть старинные шаровары с лампасами, у того – расписная кружка, у этого – носогрейка, оставшаяся еще от прадеда, боевые регалии с первой империалистической войны, икона с красивым окладом…
– Иконы не надо, – сказал Павел Кузьмич, – музей не церковь.
– Почему бы не собирать и редкие иконы, настоящие произведения искусства? – возразила Лариса. – Вон в
Москве, в Третьяковской галерее, сколько икон работы великих русских художников…
Парторг, подумав, согласился:
– Ну если действительно великих мастеров, то можно.
Только где у нас такие?