Ракитина считала конеферму нестоящей затеей, потому что «тягаться с прославленными конезаводами мы не могли, кишка тонка», говорила она. Единственным трофеем, добытым за время существования нассоновского предприятия, была грамота областного комитета ДОСААФ
за шестое место в скачках.
Я въехал на конеферму и от досады чуть не лопнул.
Возле конюшен стоял председательский «газик».
Но поворачивать было поздно. Меня заметили.
Геннадий Петрович стоял, облокотившись на капот машины. Здесь же был Арефа Денисов. Вот уж кого я не ожидал увидеть!
Я подошел к ним как ни в чем не бывало. Нассонов натянуто кивнул головой. Арефа поздоровался приветливо.
Председатель жевал травинку и смотрел на небольшое выкошенное поле, на котором, как мне показалось, в беспорядке были расставлены различные препятствия: бревна, установленные крест-накрест, жерди, выкрашенные под шлагбаум и напоминающие параллельные брусья, сложенная пирамидой кирпичная стенка, невысокие ворота, рвы с водой.
По полю кружил одинокий всадник. Вот он подъехал к пирамиде, составленной из полосатых жердей, упирающихся в деревянные треугольники, и лошадь, на какую-то долю секунды задержав свой бег, легко взяла препятствие.
Я видел, что оба наблюдателя остались довольны.
А всадник уже приблизился к бревенчатому заборчику.
Я заметил, как Арефа напрягся, словно сам сидел в седле.
Конь плавно взлетел, вытянувшись в стремительную линию, и опустился по другую сторону ограды, задев задними ногами верхнюю жердь.
У меня у самого похолодело в груди. Нассонов досадливо крякнул.
– Ничего, бывает, – сказал Арефа. – Не научился еще
Маркиз понимать шенкеля. На это время требуется. А в общем неплохо, председатель, а?
– Вот чертова девка! – ругнулся тот, довольный. – Я уже хотел его выбраковать…
– Красивый жеребец! Люблю красивых коней, – прищурил глаза Арефа.
Нассонов ткнул его в бок:
– Цыган ты все-таки, Денисов.
– Не отказываюсь.
Меня они совершенно не замечали.
– Чем черт не шутит: выпустим Маркиза на районные состязания, а? Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок…
– Побольше бы тебе, председатель, таких паршивых овец иметь… Поверь мне, редкий жеребец Маркиз.
– Злой, ох злой, шельма!
Между тем всадник приблизился к нам. Я обомлел: это была Лариса.
– Еще разочек попробуй забор, оксер и банкет! –
крикнул Нассонов и покрутил в воздухе рукой.
– Шенкелей ему, шенкелей! – добавил Арефа. Лариса кивнула.
Под ней был жеребец, отливающий на солнце неправдоподобным золотисто-розовым цветом.
Я не понимаю в лошадях. Но этот жеребец мне понравился. Его небольшая голова с маленькими подвижными ушами сидела на длинной шее, изгиб которой напоминал лебединый. Ноздри нервно раздувались. Брюхо поджарое, как у оленя. А гладкая, нежная кожа с короткой блестящей шерстью была словно из шелка.
– Всем статен, только круп немного провисает, – покачал головой Нассонов.
– Не помеха. – Арефа поглаживал бороду, довольный.
Я не выдержал:
– Что за цвет?
– У лошадей не цвет, а масть. Маркиз – соловый жеребец. Ахалтекинец, – сказал Денисов. Ему, наверное, стало неловко, что председатель меня не замечает. – Злой очень.
Ни один местный жокей справиться не мог. Сергей мой пробовал – не вышло. Председателя за плечо зубами цапнул. А вот библиотекарша нашла ключик к нему… Нужны были, значит, женские руки да ласка. Конь тоже подхода требует. Не всякому поддается…
Нассонов продолжал меня игнорировать. Ну и пусть!
Мы молча смотрели на Ларису, взлетающую на Маркизе над препятствиями. На этот раз у нее, кажется, все получалось гладко.
Пахло скошенной травой и конским навозом. Нассонов достал папиросы, предложил Денисову. Потом, немного помедлив, мне.
– Спасибо, не курю.
– Здоровье бережешь? – усмехнулся он.
– Почему? Просто не привык. Да и не нравится.
Они закурили.
Закончив скачку и еще некоторое время поездив шагом, Лариса приблизилась к нам. Разгоряченная, она сдувала со щеки налипшие волосы, смотрела на председателя с надеждой и ожиданием.
– Пойдет, – сказал Нассонов. – Быть по-твоему.
– Спасибо, Геннадий Петрович! – Глаза ее засияли счастливо и весело.
– Не меня благодари, его. – Нассонов ткнул пальцем в
Арефу, сел в машину и, круто развернувшись, поехал с фермы.