– В город. А первый класс получить не задача. Книжку почитать, кое-что выучить. – Он небрежно сунул права в карман. – Еще буду министра какого-нибудь возить. А что такое шофер министра? Ближе, чем первый заместитель даже. Роднее, может быть, чем жена.
– Министры, Федя, в Москве живут. А там прописка нужна, строго очень.
– Знаем, – загадочно усмехнулся парень. – Для кого строго, а для кого…
– Женился на столичной, что ли?
– Моя дорожка тебе не подойдет. Ты человек казенный, без приказа несамостоятельный. И специальности рабочей нету.
– Я не рвусь. Мне здесь нравится.
– Оно, конечно, кто любит арбуз, а кто – свиной хрящ.
После его ухода я задумался, почему из станицы уезжала молодежь. Кадровик из Калининского облуправления внутренних дел тоже жаловался, что в области не хватает колхозников.
Может быть, у нас, в Калинине, климат не тот? Долгая зима, осенние и весенние распутицы. А тут? Теплынь больше полугода, фрукты и всякая зелень так и прет из богатой земли.
Но, с другой стороны, я знал, что Коле Катаеву предлагали переехать в Ростов на крупный завод. И он не поехал. Говорит, любит землю, ее запахи, ее чистоту и привольность степей.
Если призадуматься, мне тоже становилась дорога наша станица. Ее неспешная, но трудовая жизнь, чистенькие, выбеленные хатки, полынная даль. Правда, Бахмачеевская была довольно мала.
– Какая станица, одно название! – воскликнула Ксения
Филипповна, когда я сказал ей об этом. – Вот до немцев тут действительно много народу жило. Война растрясла Бахмачеевскую. Считай, заново все пришлось ставить. Церковь, пожалуй, осталась нетронутой. С сотню хат. Кабы не было тут колхозной власти – хутор хутором. Я вот Петровичу все твержу: стройся, стройся пошибче. Текут люди отсюда, особенно молодежь.
– Неужели он сам не понимает?
– Понимает, наверное. Конечно, строиться – дело дорогое. Но без людей все равно хуже. Надо сейчас поджаться, пояс потуже затянуть, но задержать парней и девок на земле. Земля человеческим теплом держится. Руками человека. Как сойдет с нее человек, бурьян да чертополох разрастется. Яблоню оставь без присмотра, она через несколько лет в дичка превратится. Вот так… – И без всякого перехода вдруг сказала: – А Зара ведь больше печется, как бы Лариса Аверьянова не стала ее невесткой.
Это уже интересно.
– Может быть, Денисова знает, где ее сын? – поинтересовался я, показывая, что весь мой интерес только профессиональный.
– Нет, не знает.
– А чего она радуется? Сын пропал. Его подозревают в конокрадстве…
– Уж прямо и конокрад! – покачала головой Ксения
Филипповна. – А что уехал – мало ли? Для их народа – дело привычное… Вольный дух… Заре что? Лишь бы он подальше от Лариски. Я уверена, Арефа приедет с известиями, где болтается парень. У них, у цыган, беспроволочный телеграф. Что, где с кем происходит, тут же разносится от одного к другому.
– Чем Аверьянова не нравится Заре? – спросил я как можно равнодушней.
– Образованней и культурней Сергея. Вот в чем дело. О
цыганах думают, ветреный народ, распутный. Ан нет. Семья у них крепкая. И вообще они держатся друг, за друга.
Оттого, наверное, что их мало, а нас много. Не то что мы.
Иной раз готовы соседа за мешок картошки продать. А Зара ведь нагоревалась. Ты у них был, сам видел. Полинка, старшая дочь Арефы от первого брака, ушла от мужа.
Русского. Он стал изменять ей. Она, недолга, собрала ребятишек – и к отцу. Как ни худо без мужика, а в обиде жить не желает. Зара и смекнула: что Сергея ждет? Аверьянова, выходит, учить его будет, помыкать, как ей взбредет в голову – так и ворочайся. А там, глядишь, первая страсть пройдет, еще бросит его. Вот как Зара думает. Ну и еще обычаи всякие. Например, цыганке грех на коня сесть. А
брюки надеть – и не скажи! Лариска по всем статьям не подходит. Если в семье мужик не голова, не может, как надо, образумить кнутом – дело пропащее. Неужто Аверьянова даст себя держать в подчинении?
Я вдруг так живо представил себе, как Сергей замахивается на Ларису, что вздрогнул, будто на моем теле остался горящий рубец от кнута.
– Арефа что, бьет Зару? – спросил я.
– Не за что. Хотя… – Ксения Филипповна улыбнулась.
– Потешная история. Я ведь сама, грешница, осрамилась тоже. Так и быть, расскажу. Лет пятнадцать назад или двенадцать, точно не помню. С трикотажем тогда плохо было. А тут подвернулась кофточка. Конечно, с рук. Зара присоветовала. Одна ее знакомая приехала из Прибалтики… Тут вскоре в область на совещание пять человек из колхоза вызвали. У всех кофточки одинаковые, с одних рук куплены. Форсим, задаемся. У городских нету такой красы.