Что бы там ни было, а эта встреча меня встряхнула.
Давно меня не называли Кичей.
18
Райбольница состояла из двух длинных хат, стоящих друг к другу под прямым углом.
Маленький двор, огороженный железной оградой, был чисто выметен и полит. Под редкой тенью прозрачных, тонких верб стояло несколько деревянных скамеек – крашеные доски на врытых в землю столбиках. Распахнутые настежь окна глядели в вербный садик бельмами затянутых марлей проемов. Несколько стариков грелись на солнышке,
одетые в одинаковые, вылинявшие от стирки пижамы.
В приемном покое сказали, что свидания – с трех до семи. Было два часа. Но если мне спешно, разрешение дает главврач.
Главврач спросил, по личному или по делу. Я, поколебавшись, ответил:
– По личному.
Он пристально посмотрел на меня. Как-то странно хмыкнул:
– Что так не терпится?
– Служба…
– Разве что служба… – Он вздохнул и еще раз просверлил меня взглядом. – Значит, нет времени?
– К сожалению… – ответил я, смутившись.
– Ну-ну. – Он крикнул санитарке, чтобы та попросила
Аверьянову выйти во двор.
Я поблагодарил и направился к двери. Главврач сказал:
– Пожалуйста, поприветливее с больной…
– Конечно, – поспешил я ответить. И, не удержавшись, спросил: – А что?
Он пожал плечами – какой, мол, недогадливый: больных надо беречь от волнений…
Лариса встретила меня тревожными глазами.
– Здравствуй, – сказал я как можно приветливей.
– Здравствуй, Дима. Садись. – А глаза ее спрашивали:
«Ты с хорошими вестями или с плохими?».
– Я тут по делам разным, и время как раз свободное…
Решил проведать. Что у тебя?
– Так, нервы, говорят. – Она последний раз взглянула мне в глаза: «Больше ничего?»
– На днях заходил в библиотеку. Взял кое-что почитать.
Раиса Семеновна отлично справляется. Ты, значит, не волнуйся. Выздоравливай.
– Спасибо, постараюсь… – ответила она.
– Геннадий-то Петрович каков?
– Что? Что Геннадий Петрович? – переспросила она. И
я понял, что для нее не существует сейчас Геннадий Петрович и вообще этот мир далек от нее, потому что главное –
нечто другое. Но что это другое? Может быть, Чава?..
– Комнату так и не отдал. Для музея.
– Ничего не поделаешь… У тебя как?
– Нормально. Славка Крайнов отмочил: к Ледешко в сад залезли, яблоню обчистили.
– Да?
– Она, понимаешь, сохраняла для снохи… Больная у нее сноха… Скороспелка… Это я о яблоне.
– Нехорошо получилось. Ты что, в Крученом недавно был? – И снова вопрошающий взгляд.
– Нет… Теперь, конечно, надо съездить. Намылить пацану холку…
Вдруг Лариса спросила, решив, наверное, разрубить мучающую ее неизвестность:
– Маркиза не нашли?
– Нет.
Не нашли Маркиза, значит, и его, Чаву… Глаза у нее, как мне показалось, потухли. Я не знал, о чем разговаривать.
Не сидеть же просто так и хлопать глазами. И чтобы не молчать, сказал:
– Бабка Настя твоя – молодец. И ее, значит, коснулся научно-технический прогресс…
Лариса покачала головой:
– С чего ты взял?
– Читает много. По атеизму…
– Кто? – удивилась Лариса.
– Да твоя хозяйка, Самсонова.
Девушка рассмеялась:
– Она малограмотная. Ты бы посмотрел, как она заявление пишет. О смысле только догадаться можно.
– Как же так? В ее абонементной карточке даже такая мудреная книга записана: «Эволюция современного католицизма»…
Лариса вздохнула:
– Это Раиса Семеновна меня оберегает. Заботится. Вот и записывает всем в карточки липу. Говорит: учили, мол, вас, да не тому. Главное в нашем деле – отчетность. Показателей – не счесть. У нас как: выполнишь план по оборачиваемости книгофонда, требуют провести работу по научно-технической литературе. Проведем. Опять что-нибудь новое – по экономике и управлению. Не успеем разделаться, – по сельскому хозяйству. Недавно из райотдела культуры приезжали. Ругали меня. Раиса Семеновна, значит, решила «подтянуть» показатели. Чтобы в районе успокоились.
– Но неужели там идиоты?
– Зачем? В районе знают. Но ведь им тоже надо составлять отчет для области… На что не пойдешь ради галочки…
– Ох уж это «для галочки»! – вздохнул я.
Меня самого недавно пропесочили в РОВДе. Кто-то подсчитал, что с тех пор, как в Бахмачеевской инспектором стал я, число нарушений возросло. Выходит, Сычов просто-напросто многое скрывал. Во всяком случае, поговаривали, что самогонщикам в станице жилось до меня вольготней. Дружина бездействовала. Да и как ему было следить за порядком, когда у него самого рыльце в пушку!..