– А так просто интересуюсь.
– Потерпи до Юромска. Скушно, стало быть?
– Малость.
Проводник подмигнул:
– А с тобой едет не родственник? – Это он про Арефу.
– Нет, – сказал я.
– Подозрительный. Одежда необычная…
– Артист. В кино снимается. Обживает костюм.
– Да, да, да, да, – зацокал языком проводник. – Думаю, где его видел? Я, между прочим, так и решил…
Я зашел в свое купе. Арефа спал на спине, подложив под голову руки. Мне ничего не оставалось делать, как самому завалиться на свою лежанку.
26
Проснулся я с тяжелой, смурной головой и отвратительным привкусом во рту.
Арефа, словно поджидая, когда я открою глаза, тут же выглянул с верхней полки.
– Через час Юромск.
Ему, наверное, было скучно одному, и теперь он обрадовался. Я сел, взял со столика стакан с чаем. Остывший.
Молодец, Арефа, позаботился.
– Знаете, кого я встретил в вагоне-ресторане? Отца
Леонтия.
– Я слышал, будто он уезжает от нас. – Денисов спустился, присел рядом.
– Уже едет.
– С ним, значит?.. – подмигнул Арефа.
– Да, обмыли. – Я потер лоб, виски. – Голова как неродная.
Арефа вынул из-под сиденья бутылку пива и поставил на столик.
– Выпей. Полегчает…
– Не-е, – отмахнулся я.
– Не бойся. Это единственное лекарство. – Он сам откупорил бутылку и налил пиво в стакан из-под чая. – Зачем мучиться?
Я стал цедить пиво.
Солнце, большое и багровое, мчалось параллельно поезду на размытом горизонте, чиркая по верхушкам столбов.
– Арефа Иванович, вы уверены, что мы застанем Дратенко?
– Застанем, – кивнул Денисов. – Он свадьбу затевает. В
Юромске и будет играть. Приглашения разослал…
Неужели у Васьки чиста совесть, если он спокойно готовится к свадьбе, да еще всех известил об этом? Или так сумел спрятать концы, что ему плевать на всех и вся?
– А чем он занимается?
– Говорят, большой делец. – Арефа закурил, видимо размышляя, стоит ли откровенничать. – Я, правда, точно не знаю, но будто зимой он возит на Север фрукты с Кавказа, летом промышляет скотиной, лошадьми в основном… Да мало ли можно найти выгодных занятий? Как говорится, у каждого Гришки свои делишки.
– А попасться не боится? Это ведь до поры до времени.
– Пока не попадался.
– Не понимаю таких людей. Мне кажется, риск себя не оправдывает. Честное дело всегда надежней, с какой стороны ни подойти…
– Таких, как Васька, трудно приучить к нормальному труду. С малолетства к махинациям приучен. Отец его занимался спекуляцией. Старший брат…
– Арефа Иванович, а почему о цыганах такая молва? –
перебил я его.
Он задумался.
– Да как тебе сказать? С одной стороны – трудяги, умельцы, которые даже при королевских дворах в Европе славились. Были настоящие, всемирные музыканты, но находились и дельцы. У нас даже есть легенда, почему цыгане такими были. Не слышал?
– Нет, не слышал.
После некоторой паузы Денисов начал рассказывать:
– Случилось это бог знает когда. Решил всемогущий
Иисус наделить людей ремеслами. Ну и послал за цыганом святого Петра. Тот искал цыгана недолго, потому что цыган лежал в своей халупе, на краю села, лежал прямо на земляном полу, на соломе, и гонял с живота мух. «Что ты делаешь, морэ?» «Морэ» – по-нашему, значит, цыган. А
цыган отвечает: «Я пока без ремесла, вот и гоняю мух».
Петр говорит ему, что, мол, поспеши к богу, тот как раз раздает всякие подходящие занятия. Цыган, разумеется, и не чешется. «Мне не к спеху, – говорит он. – Вот придет моя жена из деревни, может, чем-нибудь поживится, принесет поесть, я и тебя попотчую. А покуда я не могу уйти из дому». И начал песенку напевать, чтобы не скучно было.
Святой Петр, конечно же, ждать не стал, дел у него было предостаточно, не одни ведь цыгане жили на земле, всем ремесла нужны. А может быть, ему песня не понравилась.
Оставил он цыгана в халупе гонять мух. Так лежал цыган весь день, весь вечер. Уже ночь на дворе, а жены все нет и нет. В животе у него пусто и тоскливо. Жена вернулась в полночь да еще с пустыми руками. Так и легли спать с пустым брюхом. И как это полагается у настоящих ромов, то есть цыган, проспали до следующего вечера. Проснулся цыган и думает: а ведь к богу надо наведаться, наверное,
приберег какую-нибудь выгодную профессию. Разбудил он жену, стряхнул с нее солому, чтобы поприличней выглядела, и отправились они наверх, предстать пред святые очи.