Я не стал говорить ей о том, что, возможно, еще сегодня
Борьке придется отправиться туда.
– Соскучился, Кича? – спросил мой приятель, взяв трубку. – Откуда?
– Из Юромска.
– С приездом!
– Слушай, у меня нет времени. Проверьте в Бахмачеевской Лохова. – Я продиктовал фамилию по буквам.
– Почему именно его?
– Да чушь какая-то получается. У него справка на инвалидность. В ней указано: одно легкое и туберкулез, В
действительности – оба легких на месте.
– Ты что, из Юромска это разглядел?
– Да, в подзорную трубу. А если без шуток, нашего врача в поезде встретил. (Борька молчал.) Ты слышишь?
– Слышу. Большие вы деятели с Сычовым, скажу я тебе. А если промахнемся?
– Извинитесь.
– Ладно, Кича.
27
Юромск. Честное слово, если я снова попаду в него, то не узнаю!
Мы сели в автобус и ехали, ехали по зеленым улицам, пустым и тихим, с двухэтажными кирпичными домами, в которых светились желтым светом узенькие, низкие окошки. Желтые фонари прятались в кронах деревьев.
Потом дома исчезли, и автобус переваливался через пустые холмы и снова окунался в бледный свет уличного освещения.
Вдруг ни с того ни с сего возник посреди дороги монастырь. Он протянулся на добрые четверть километра. За его стеной монолитной кладки красного кирпича возвышались храмы и казарменного вида постройки. За монастырем город нырнул под обрыв и засиял бледными огнями, зыбко отражаясь в излучине реки. И людей я совсем не помню. Уж больно широкие пространства занял этот городок, заблудившийся среди холмов, среди не то парков, не то рощ и пустырей.
Остановки четыре мы вообще ехали в пустом автобусе.
Водитель, молоденький парень, развлекался радиоприемником, гремевшим на полную мощь. Машина, дребезжа всеми своими частями, вдруг остановилась, и шофер, с треском опустив окошечко, ведущее в салон, прокричал:
– Слезай, конечная!
И мы вышли в прохладную темную зелень кривой улочки, карабкающейся по косогору.
Мы шли, оглохшие от густой тишины, слегка пошатываясь после стремительной езды на поезде и автобусе,
всматриваясь в запутанные номера на разномастных оградах частных домов.
Арефа растерялся. Он бросал на меня извиняющиеся взгляды, и мне передалась его растерянность. У нас были все шансы остаться на ночь без крыши над головой.
Правда, всегда можно добраться до ближайшего отделения милиции. Но где оно, это отделение, и кто нам покажет путь? У меня было такое ощущение, что город вымер. И
вообще здесь когда-нибудь жили люди? Мы уперлись в тупик.
– Странно, – сказал Арефа. – Тут должен был быть магазин…
– Но нет даже и продпалатки, – пошутил я.
Пришлось возвращаться и сворачивать в переулок.
Сколько времени продолжались наши поиски, я не помню. Вся затея с погоней за Васькой и Чавой стала казаться до того неумной и пустой, что я едва не сказал об этом своему спутнику. А может быть, Арефа дурачит меня и, как утка, оберегая своих птенцов, отводит от них охотника?
Мы опять куда-то свернули. У Денисова вырвался вздох облегчения. Место было ему знакомо. Он попросил подождать меня возле какого-то дома, вошел во двор и быстро вернулся, сообщив:
– Это, оказывается, совсем рядом.
Через несколько шагов нас осветили сзади автомобильные фары. Пришлось посторониться. Мягко урча мотором, переваливался по разбитой, заросшей травой колее
«Москвич».
Арефа проводил его взглядом и вдруг крикнул;
– Эй, морэ!
Машина стала как вкопанная, и из нее выглянула удивленная физиономия водителя.
– О, баро девла! – воскликнул шофер, взглядевшись в
Денисова. – Арефа!
Арефа шагнул к «Москвичу».
– Здравствуй, Василий. А я, черт возьми, заблудился.
Битый час плутаем…
Дратенко открыл заднюю дверцу:
– Вот молодец, что приехал! А где Зара?
– Не могла.
– Жаль-жаль.
Денисов полез на сиденье и пригласил меня. Машина была новая, резко пахла краской, кожей и пластмассой, легко покачивалась от работы двигателя. Щиток с приборами уютно светился лампочками. Дратенко тронул. Свет от фар поплыл по изумрудной траве.
– Как внуки? – спросил Василий.
– Спасибо, живы-здоровы.
– Ну и слава богу! – Дратенко обернулся и подмигнул мне: – Ром?
Я не понял.
– Нет, русский, – ответил за меня Арефа. – Сережкин приятель.
«Да, – подумал я, – ничего себе приятель».