Она выбежала на улицу, в пахнущий жасмином вечер, и начала звать. Звала во дворе. На улице. Звала, пока от крика не заболел живот. Стояла посреди пустой улицы и кричала, приложив руки ко рту: «Эй! Малышка! Эй!» Прошла квартал, забрела в траву и, кажется, долгие дни блуждала там, среди высоких стеблей, в поисках своей потерянной малышки. Потом наконец вышла — и там ее ждала машина, и Бекки села и поехала куда глаза глядят. И едет сама не зная куда, осматривая тротуары, чувствуя, как растет в ней отчаянный, звериный страх. Она потеряла свою девочку. Ее девочка, ее малышка, за которую Бекки отвечает, куда-то пропала — и бог знает, что могло с ней произойти, что может происходить прямо сейчас! От непонимания и страха все сжимается внутри. И болит живот. Так болит!
В темноте над дорогой пролетела стая мелких птичек.
В горле пересохло. Черт, как же невыносимо хочется пить!
Боль пронзала ее, как пронзает любовник — туда-сюда, туда-сюда.
Когда она во второй раз проезжала мимо бейсбольного поля, все игроки уже разошлись по домам. «Игра была прервана в связи с наступлением тьмы», — подумала Бекки; от этой мысли по рукам у нее побежали мурашки. И тут она услышала детский крик.
— БЕККИ! — кричала маленькая девочка. — ЕСТЬ ПОРА! — Как будто это Бекки потерялась! — ПОРА ИДТИ ЕСТЬ!
— ДЕВОЧКА, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? — крикнула в ответ Бекки, сворачивая к тротуару. — ИДИ СЮДА! ИДИ СЮДА НЕМЕДЛЕННО!
— СНАЧАЛА НАЙДИ-И-И! — с радостным смехом отозвалась девочка. — ИДИ НА МОЙ ГОЛОС!
Казалось, крики доносятся с дальней стороны бейсбольного поля, поросшего высокой травой. Но разве Бекки уже не смотрела там? Разве не истоптала все поле вдоль и поперек, пытаясь ее найти? Разве не заблудилась сама в этой траве?
— «СТАРЫЙ ФЕРМЕР ИЗ КРЭНШО…» — громко продекламировала девочка.
Бекки двинулась в поле. Прошла два шага и вскрикнула: ее пронзила нестерпимая боль.
— «…ПРОГЛОТИЛ СЕМЯН МЕШОК!» — продолжала девочка, и звонкий голосок ее дрожал от едва сдерживаемого смеха.
Бекки остановилась, пережидая боль. Несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула — и когда стало немного полегче, сделала еще один осторожный шажок. Боль немедленно вернулась, хуже прежнего. Казалось, внутри что-то разрывается — будто внутренности ее натянуты, как простыня, растягиваются все сильнее и сильнее и начинают рваться посредине.
— «В ТРАВЕ ГОЛОВА, И В ЖОПЕ ТРАВА…» — пропела девочка.
Бекки громко всхлипнула, сделала еще один нетвердый шаг вперед. Она уже почти на второй базе. Высокая трава не так уж далеко… тут новый взрыв боли обрушился на нее, и она упала на колени.
— «…И ТРАВА ПРОРОСЛА ИЗ КИШОК!» — выкрикнула девочка; голос ее звенел смехом.
Бекки обхватила руками пустой бурдюк своего живота, зажмурилась, склонила голову и стала ждать облегчения. И когда ей стало чуточку легче, открыла глаза…
…и перед ней, в пепельном предрассветном сумраке, стоял Кэл и смотрел на нее острыми, жадными глазами.
— Не шевелись, — велел он. — Пока не надо. Просто отдыхай. Я с тобой.
Кэл присел рядом. Он был обнажен до пояса, и костлявая грудь его в сизом сумраке казалась очень белой. Лицо сильно обгорело, на кончике носа волдырь; не считая этого, выглядел он отдохнувшим и бодрым. Нет, даже лучше: полным сил, энергичным, с ясным блестящим взглядом.
— Ребенок… — попробовала сказать Бекки, однако из горла вырвался лишь скрежет, словно кто-то пытался отпереть ржавый замок заржавевшим ключом.
— Пить хочешь? Еще бы! Держи. Давай-давай. Бери в рот. — И он сунул ей в рот холодную мокрую ткань — край своей футболки, которую намочил и свернул узлом.
Жадно, точно голодный младенец, Бекки вцепилась в нее и начала сосать.
— Все-все, — сказал он. — Хватит. Еще заболеешь. — И отобрал мокрую футболку, оставив Бекки с раскрытым ртом, как рыбу на песке.
— Ребенок! — прошептала она.
Кэл улыбнулся ей — самой чудной, самой прикольной своей улыбкой.
— Классная девчонка у тебя получилась! Она у меня. С ней все в порядке. Вот, смотри!
И достал откуда-то сбоку сверток — чужую футболку. Крохотное синеватое личико виднелось из-под нескольких слоев… савана? Нет, неправильное слово. В саваны заворачивают мертвых. А это повивальная пелена. Бекки родила свое дитя здесь, в высокой траве, и даже укрываться в хлеву ей не понадобилось!