Поднимает пластиковый стаканчик, в котором ей подали вино к обеду, произносит «чин-чин» и отпивает.
Сосед поворачивается к ней. У него легкая, обаятельная улыбка.
— Никогда не был в Фарго. Только сериал смотрел. — Он прищуривается. — А вы в «Фарго» не снимались? По-моему, я вас там видел. Вы играли судебного эксперта или кого-то вроде него, а потом Юэн Макгрегор вас придушил.
— Нет, дорогой мой. Это был «Контракт на убийство», а с гарротой за мной бегал Джеймс Макэвой.
— Ах да, точно! Помню же, что видел, как вас убивают! И часто вам случается умирать?
— Постоянно. Один раз снималась с Ричардом Харрисом, он должен был забить меня до смерти подсвечником — и на это ушел весь день. Сорок дублей, пять перестановок камеры. Под конец бедняга просто валился с ног.
Сосед задумывается, затем широко открывает глаза, и Вероника понимает, что он вспомнил и фильм, и ее роль. Тогда ей исполнилось двадцать два, и во всех, без преувеличения, сценах она играла голой. Дочь Вероники однажды спросила: «Мама, когда ты открыла для себя одежду?» — «Сразу после того, как родилась ты, милая», — ответила она.
Дочь Вероники — настоящая красавица и тоже могла бы сниматься в кино, а вместо этого делает шляпы. Когда Вероника думает о ней, что-то сладко сжимается в груди. Чем она заслужила такую дочь: счастливую, уравновешенную, твердо стоящую на земле? Стоит подумать о себе — о своем эгоизме, нарциссизме, о том, какой была равнодушной и безалаберной матерью, сколько раз пренебрегала дочерью ради карьеры, — и кажется невероятным, что судьба наградила ее таким ребенком.
— Я Грег, — представляется ее сосед. — Грег Холдер.
— Вероника д’Арси.
— Что привело вас в Лос-Анджелес? Съемки? Или вы там живете?
— Летела встречать апокалипсис. Я играю мудрую старуху в пустыне. По крайней мере, кажется, это была пустыня. Мне показали только зеленый экран. Надеюсь, настоящий апокалипсис случится не сегодня и не завтра: хотелось бы, чтобы фильм успел выйти. Как вы думаете, это возможно?
Грег смотрит в окно, на облачный пейзаж.
— Конечно. Это же Северная Корея, а не Китай. Что они нам сделают? У нас апокалипсиса не будет. Вот у них — может быть.
— А сколько людей живет в Северной Корее? — интересуется девочка с другой стороны прохода, чернокожая девочка в забавных огромных очках.
Она как-то очень по-взрослому наклонилась к ним и внимательно слушает разговор.
Ее мать, натянуто улыбнувшись Грегу и Веронике, трогает дочь за плечо.
— Милая, не надоедай другим пассажирам!
— Она мне вовсе не надоедает, — возражает Грег. — Не знаю, малышка. Но многие из них живут на фермах, рассеянных по всей стране. Большой город там, кажется, только один. Что бы ни случилось, думаю, с большинством тамошних жителей все будет в порядке.
Девочка выпрямляется в кресле, задумывается, потом наклоняется к матери и что-то ей шепчет. Мать зажмуривается и мотает головой. Интересно, думает Вероника, сознает ли она, что все еще держит дочь за плечо?
— У меня дочь примерно того же возраста, что и она, — говорит Грег.
— А у меня дочь примерно того же возраста, что и вы, — сообщает ему Вероника. — И я люблю ее больше всего на свете.
— Ага. Я тоже. То есть свою дочь, конечно, не вашу. Хотя ваша наверняка тоже замечательная.
— Вы летите домой? К ней?
— Да. Позвонила жена и попросила меня пораньше закончить с командировкой. Она, видите ли, влюбилась в какого-то парня, с которым познакомилась в Фейсбуке, и просит меня вернуться и присмотреть за дочерью, пока сама поедет к нему в Торонто.
— О боже мой! Неужели вы серьезно? Или ожидали чего-то подобного?
— Ну я замечал, что она слишком много времени проводит в интернете, — но, честно говоря, и сам слишком много времени проводил за бутылкой. Скорее всего, я алкоголик. Скорее всего, с этим надо что-то делать. Например, бросить пить прямо сейчас. — И он одним глотком приканчивает свой скотч.
Вероника разводилась дважды и оба раза остро сознавала, что ответственность за разрушение семейного очага лежит на ней. Когда она вспоминает, как эгоистично и бессовестно вела себя, как играла чувствами и Роберта, и Франсуа, ей становится горько и стыдно — вот почему она так рада выразить сострадание и солидарность мужчине, которому изменила жена. Загладить свою вину хоть такой малостью.
— Мне очень жаль. Должно быть, тяжело для вас! Такое известие — как взрыв бомбы.
— Что вы сказали? — снова наклонившись к ним, переспрашивает девочка напротив. Большие карие глаза за стеклами очков, кажется, не мигают вовсе. — Мы сбросим на них ядерную бомбу?