Милли открывает глаза и говорит:
— Ш-ш-ш! Вы ее напугаете!
Но Дженис не страшно — она просто не понимает. Человек с той стороны прохода все держит ее за руку и покачивает взад-вперед, взад-вперед.
— Какое самое трудное слово попадалось тебе на диктантах? — спрашивает он.
— АНТ-РО-ПО-ЦЕН! — не раздумывая отвечает Дженис. — Из-за него я проиграла полуфинал в прошлом году! Думала, там в середине тоже А. «Антропоцен» значит «эпоха человека». Например: «Эра антропоцена сравнительно с другими геологическими периодами выглядит очень недолгой…»
Несколько мгновений сосед пристально смотрит на нее, а потом разражается хриплым смехом.
— Это уж точно!
Кинозвезда не отрывает взгляд от иллюминатора, от огромных белых колонн за ним.
— Никто и никогда не видел небо таким. Эти облачные башни… Как будто яркий солнечный день заперт за решетку из дыма. Дым растет, растет и подпирает небеса. Что за чудесный день сегодня! Скоро, мистер Холдер, вы увидите в моем исполнении еще одну смерть. Правда, не могу обещать, что эту роль сыграю так же блестяще, как предыдущие. — Она закрывает глаза. — Как я хотела бы увидеть дочь! Но вряд ли теперь… — Открывает глаза, смотрит на Дженис и умолкает.
— И я сейчас думаю о своей дочери, — говорит мистер Холдер. Потом поворачивается и смотрит мимо Дженис, на ее маму. — Понимаете ли вы, как вам повезло?
Дженис удивленно переводит взгляд на маму — та кивает. Значит, понимает.
— Мам, в чем тебе повезло? — спрашивает она.
Милли прижимает ее к себе и целует в висок.
— В том, что ты сейчас со мной, пуговка.
— А-а.
Все равно непонятно, в чем тут везение. Дженис и так всегда с мамой!
Тут она замечает, что симпатичный сосед отпустил ее руку, а подняв на него глаза, видит, что он обнял актрису, а она обняла его в ответ, и они целуются, неторопливо и нежно. С ума сойти — она же намного его старше! Но они целуются — совсем как влюбленные в конце фильма, перед тем, как по экрану идут титры, включается свет, и зрители расходятся по домам. И это так странно, так чудно, что Дженис просто не может не рассмеяться.
На свадьбе брата в Чеджу А Ра Ли на секунду увидела своего отца, умершего семь лет назад.
Свадебная церемония и прием проходили в частном саду, просторном и прекрасном, рассеченном надвое глубокой, холодной искусственной рекой. Дети бросали в реку пригоршни рыбьего корма и смотрели, как кидаются на корм радужные карпы — сотни рыб, сверкающих и переливающихся цветами сокровищ: розово-золотым, платиновым, иззелена-медным. От детей взгляд А Ра скользнул к легкому каменному мостику через поток — и там, на мосту, она увидела отца. Он стоял у перил, в одном из своих дешевых костюмов, и улыбался ей. Она ясно его видела — каждую морщинку на крупном, добром, родном лице. Это зрелище поразило ее: от потрясения пресеклось дыхание, и пришлось на миг отвести взгляд. А когда она снова подняла глаза, отца уже не было. К тому времени, когда все сели за стол, А Ра пришла к мысли, что, должно быть, приняла за отца его младшего брата Юма: он похож на него и стрижется так же. В такой волнующий день легко на миг принять одного за другого… особенно если учесть, что на свадьбу она решила не надевать очки.
На земле студентка кафедры эволюционной лингвистики в МТИ верит только в то, что можно записать, измерить, изучить, доказать. Сейчас же, паря над землей, чувствует себя более открытой для невозможного. «Боинг-777» — все триста с чем-то тонн — мчится по небу, влекомый мощной невидимой силой. Ничто не несет его на спине. Что, если с живыми и мертвыми, с прошлым и настоящим дело обстоит так же? Наше «сейчас» — крыло самолета, а история проплывает под ним. Отец А Ра любил праздники: сорок лет он руководил фабрикой сувениров, так что праздники его кормили. И здесь, в небесах, А Ра готова поверить: он просто не позволил смерти встать между собой и счастливым событием.
— Черт, как же я боюсь! — говорит Арнольд Фидельман.
А Ра кивает. Она тоже.
— И злюсь. Ох, как же я зол!
Здесь А Ра перестает кивать. Она не злится, потому что сама так решила. Не хочет злиться. Особенно сейчас.
— Этот ублюдок, там, наверху, — продолжает Фидельман, — этот мистер Сделаем-Америку-Снова-Зашибись! Хотел бы я вернуть время назад, хоть на денек, чтобы его забросали грязью и тухлыми яйцами! Думаете, если бы у власти был Обама, могло бы случиться такое? Такое… безумие? Послушайте меня. Когда мы сядем… если сядем… вы сможете вместе со мной пойти в полицию? Я хочу подать заявление. Сообщить о том, что случилось. Вы — беспристрастный свидетель. Полиция к вам прислушается. Этого жирного мудака арестуют, и пусть встречает конец света в душной вонючей камере, в компании бомжей и алкашей!