Во рту пересохло, он дрожал, но одновременно хотелось смеяться. Может, сегодня стоит полегче с ром-колой. Он повернулся, наклонился, чтобы почесать кота за ухом, но тот прижался к земле и зашипел. Деннис отступил — прямо на корявую ветку, которая впилась ему в шею. На этот раз он вскрикнул. Кот рванул прочь, шумно продираясь сквозь кусты.
Он схватился за шею, потом опустил руку и увидел каплю крови. Покачал головой.
— В последний раз поворачиваюсь к тебе спиной, — сказал он дереву.
Жена позвонила, сообщив, что пришла почта. Что-то официальное, от университета. От этой мысли живот свело, будто проткнули шампуром. Это будет вызов на разбирательство перед деканатом. Хелена сказала, когда её не будет дома. Видеться с ним, когда он придёт за письмами, она не хотела. Он понял. Она сказала, что в конце недели уезжает на Кейп-Код.
— Одна или с кем-то? — спросил он.
Она ответила, что это его не ебёт, потом смягчилась и сказала, что встречается с подругами из колледжа, берёт неделю отпуска, чтобы пить белое вино, есть мороженое и плакать о плохих браках.
— Сегодня я поняла, зачем ты написал ту книгу, — сказала она. — О скандалах. Сама идея тебя заводила. Унизить кого-то. Унизиться самому. Сделать что-то тайное и неправильное. Чем неправильнее, тем горячее, да?
— Затягивает, как героин, — сказал он. Он никогда не врал Хелене. Ещё одно его правило: никакой лжи. Он обходил его, просто не рассказывая ей многое. — По крайней мере, я предполагаю, что как героин. В колледже я раз попробовал кокаин и неделю боялся, что окажусь на улице, отсасывая дальнобойщикам за дозу. У меня не хватило духу стать наркоманом.
Она рассмеялась. Невесёлым смехом.
— Хорошо, что у нас нет ребёнка, — сказала она. — Ты испортил жизнь только одному ребёнку, и это не наш. Могу утешаться этим.
— О, бред. Ей двадцать, не двенадцать. Это она начала. Она отправила первый намёк, первое фото.
Паркер Таунсенд в их разговорах всегда была просто «она», будто её имя — токсичное вещество, которое нужно держать в закрытой банке.
— Как ужасно для тебя, — сказала Хелена. — Ты стал жертвой.
Она снова рассмеялась без радости.
— Тебе хоть раз приходило в голову, что, может, ей не нужно было, чтобы ты поддерживал её фантазии о самоуничижении? Может, ей нужно было, чтобы ты был нормальным человеком? Отвёл в сторону и сказал: «Ты попросила быть твоим руководителем, так что вот мой совет. Ты хорошая девочка, но нам не стоит работать вместе, и я думаю, тебе стоит поговорить с психологом». Но ты не мог этого сделать и получить то, что хотел.
— Если я так её хотел, почему мы ни разу не встретились в отеле?
— О, Деннис. Я не говорила, что ты хотел её. Ты хотел этого. Хотел разбить свой брак, работу, жизнь — всё на тысячи блестящих осколков.
— Зачем кому-то это?
— Почему дети бьют стёкла? — спросила его почти уже бывшая жена. — Детям нравится звук разбитого стекла. Поджигателям — коробок спичек.
Деннис сунул вафли в тостер и налил апельсинового сока, надеясь, что сахар в крови облегчит ощущение, будто голову сжимают невидимые тиски. Он сидел за дешёвым складным столом, ел «Эгго» с сиропом «Вермонт Мэйд» и думал о дереве… теперь со смесью усмешки и досады. Вчера, в лесу, с ветром, шумящим в кронах сосен, мысль, что дерево сдвинулось, слегка потрясла его. Но теперь было первое апреля, и его вчерашний испуг казался глупой первоапрельской шуткой, которую он сыграл сам с собой. Наверное, он просто неверно оценил расстояние до склона. Если и о чём-то беспокоиться, так это о новой одержимости мёртвым деревом. Здоровый ум вряд ли зациклился бы на таком. Но он всё равно проверит его на прогулке.
Он проверил инстаграм Паркер — три месяца без обновлений.
Перечитал последние восемь своих сообщений ей.
Пролистал её личные фото, пока кровь не застучала странно и горячо, и он не отложил телефон. Нужно было занять себя, поэтому он поехал за почтой в дом в Бангоре, который всё ещё считал своим. Маленький двухэтажный дом был тёмным и безжизненным, будто заброшенным на месяцы. Уже выглядел как выставленный на продажу. Он разобрал почту, в грустной надежде найти письмо от Паркер, хотя жена вряд ли оставила бы его. Вместо этого он вскрыл ножом письмо от декана, где назначили дату разбирательства перед комиссией. Его предупредили, что, «учитывая обстоятельства, не следует ожидать положительного исхода, позволяющего продолжить работу в текущей должности». Он швырнул письмо на стойку, во рту было липко и противно от послевкусия вафель и искусственного кленового сиропа.