Господи, где ты, чёрт возьми? Пожалуйста, только не слинял. Мне хреново. Отец говорит, мне не стоит возвращаться домой. Терапевт говорит, мне не надо с тобой общаться — что это часть саморазрушения. Помоги! Ты же сказал, что будешь здесь сегодня. Может, ты вышел прогуляться?
Дышать было так же тяжело, как если бы он взбежал по лестнице. Большой палец носился по экрану, набирая текст:
Я в Бангоре. Какое письмо? Я тебе что-то отправлял? Иди домой. Не оставайся в том доме. Там небезопасно.
Но он не нажал «отправить». Замер, палец завис над стрелкой, как тогда, когда он собирался позвонить в 911. Вспомнил, что пытался написать Паркер про проклятое дерево и застрял на первом абзаце. Теперь смутно припоминал, как вернулся к письму после достаточного количества виски, чтобы развязать язык. Господи, да он же был пьян в стельку, когда его отправил.
Ещё он задумался, насколько мудро писать «Там небезопасно» в сообщении, которое могут найти полицейские, расследующие жестокое убийство бомжа в лесу. За последние месяцы он отправил слишком много сообщений, не обдумав их. Стер написанное и попробовал снова:
— В Бангоре. Наверное, был пьян, когда писал. Можем поговорить, но в людном месте — так будет лучше для нас обоих. Тебе стоит идти домой. Сейчас же. Пожалуйста.
Он отправил и стал ждать, уставившись в экран. По крыше забарабанил дождь — звучало, будто кто-то швырнул в дом горсть гравия. Ответа не было. И спустя время — тоже. В воображении он видел Паркер Таунсенд, бродящую по пустому дому, потом распахивающую заднюю дверь, закидывающую волосы за уши обеими руками. Оборачивающуюся и вглядывающуюся в лес, где деревья бешено колыхались на ветру. В этом коротком мысленном фильме она заметила, как что-то шевельнулось — тёмный силуэт на тропе, колеблющаяся тень, — и решила, что это он. Пошла в лес, к сикамору, зовя его, крича, чтобы перекрыть ветер. Он взглянул на телефон. Тишина. Даже точек, означающих, что она печатает. Позвонил. Она не ответила. Попробовал ещё раз. Ничего.
Когда он сел в машину, чтобы ехать в Ороно, в кармане у него был складной нож.
Он мчался наперегонки с уходящим светом. Ливень хлестал по лобовому стеклу, почти ослепляя его на протяжении двух миль по I-95. Потом дождь кончился, оставив мир монохромным. Деревья чернели на фоне пепельного неба. Асфальт, откосы — всё чёрное, а солнце медленно истекало кровью на небесах.
За рулём Деннис размышлял, был ли грехом уход от мёртвого старика в лесу без сообщения куда-либо, даже если он боялся последствий для карьеры. Потом вспомнил, что не верит в грех. Он мог принять шагающего Энта-убийцу, но грех казался ему самой детской из фантазий. Есть только приобретение и потеря, использование возможностей или их упущение.
Деннис никогда не замечал, как длинна грунтовая дорога, пока машина не поползла по ней под нависающими деревьями, через туннель из чёрных ветвей. Две минуты до дома ощущались дольше, чем должны. Уже стемнело настолько, что пришлось включить фары, луч которых скользнул по тёмно-коричневому дому с неосвещёнными окнами. Во дворе не было других машин. Он сидел за рулём, дыша поверхностно. Потом заглушил двигатель и вышел.
Он стоял у двери, вдыхая сырой, холодный воздух. Ветер ревел в вершинах деревьев — приглушённый рёв восторга. Интересно, радуются ли деревья приходу весны? Интересно, почкование — это счастье? Он взглянул на телефон и увидел сообщение. Телефон заглушил уведомление, потому что он был за рулём.
Видела пропущенный, но говорила с мамой и не смогла ответить. Тебя нет в твоём AirBnB, и я возвращаюсь домой — так будет лучше. Правда. Всё остальное в письме. Прости, что вела себя как маньячка. Прости, что не понимала. Прости, что ТЫ понимал, но тебе было плевать, Деннис. Не звони больше. Заглушу твои уведомления. Будь здоров.
Он медленно развернулся на месте, мокрая листва хрустела под каблуками. В животе снова возникло тупое, будто от удара чувство. Начал накрапывать дождь, холодные капли жгли шею, и это — а ещё обещание её записки — заставило его зайти внутрь.
Дождь и ветер соревновались в громкости. Ливень грохотал по крыше, а шквал выл в окнах. Когда он бросил ветровку на спинку кресла в гостиной, телефон всё ещё был в кармане.
Деннис искал записку. Худи, которое он дал ей, аккуратно лежало на кухонном столе, но никакой записки рядом не было. Проверил холодильник. Ничего. Мелькнула мелодраматичная мысль, что она могла оставить её на его подушке, но в спальне он нашёл только неубранную кровать. Он был трезв, будто только что пробежался, принял душ и выпил кофе, но мочевой пузырь был полон красного вина, так что он зашёл в ванную с единственным окном, выходящим в тёмный двор. Стоял там с членом в руке, пытаясь начать. Тогда и осенило: никакой записки нет, потому что ей двадцать, а в двадцать никто не пишет настоящих бумажных писем. Она имела в виду email. Он издал хриплый, полунасмешливый вздох, закрыл глаза и начал писать.