Не оборачиваясь, он сжал в руке компас и бросился бежать.
Он добежал до мостика, перебежал через мостик, побежал по набережной, добежал до сквера и понял, что силы оставляют его, а топот настигает.
Перед Тусей стояли двое больших мальчишек. Класса четвертого, примерно. Они здорово запыхались и от этого были особенно злые.
— Эй, ты, давай компас! Живо! — сказал один.
— А то получишь! — добавил другой.
Туся шел домой, опустив голову, и плакал. Беззвучно. Безнадежно.
И надо же, чтоб именно дядя Вова, а не кто другой, открыл ему дверь.
— Здравствуй, — сказал дядя Вова, — а я тебя жду…
Дядя Вова внимательно поглядел на Тусю, взял его за руку и повел в комнату. Там он посадил Тусю на диван, сам сел напротив и сказал:
— У тебя отняли компас.
— Откуда ты знаешь! — закричал Туся.
— Я знаю тебя, — сказал дядя Вова.
Туся вздохнул.
— Ну, говори, на каком необитаемом острове я нашел этот компас? Или, может быть, я отнял его у пиратов?..
Туся вздрогнул.
— Так, — сказал дядя Вова, — и для этого мне пришлось взять на абордаж пиратский бриг…
Туся криво улыбнулся.
— …и сделать пару выстрелов по ихнему адмиралу…
Туся поежился.
— Я не убил его, нет! Я слишком великодушен, чтоб убивать! Я ранил его. Только ранил.
Туся опустил голову.
— И после этого ты хочешь спокойно ходить по земле? Я удивляюсь, как с тебя не сняли скальп! Такой компас! Это же музейная редкость!..
Он помолчал.
— Их выпускали сериями, понимаешь: якорь, русалка, памятник погибшим кораблям… Сувениры! Курортный город!.. Давай-ка обедать, Туся!
Как человек растет
Когда Туся был еще меньше, чем в описываемое время, он услышал где-то, что люди якобы по ночам растут, и стал просить своих родителей:
— Я хочу увидеть, как расту. Разбудите меня ночью.
Ему говорили «ладно, ладно» и, конечно, не будили. Утром он просыпался и начинал ворчать:
— Почему не разбудили, обманщики?
— Ты так крепко спал, — говорили родители.
— Разбудите завтра, слышите!
Но завтра его опять жалели будить, послезавтра и послепослезавтра — тоже, а сам он проснуться не умел, и в конце концов потерял всякую надежду увидеть, как растет, а на родителей затаил обиду.
У дяди Вовы Туся тоже спрашивал: «Когда я расту? Правда, что ночью? Как это увидеть?..»
— Очень просто, — говорил дядя Вова, — я, например, вижу это своими глазами. Вот сейчас — стою и вижу, как ты растешь.
Туся посмотрел на носки своих ботинок.
— Ты задаешь мне вопрос, — сказал дядя Вова, — и я вижу, как у тебя мысли растут. А ты знаешь, почему голова выше живота?
— Не знаю… — сказал Туся.
— Знаешь, только думать ленишься. Мысли у тебя ленивые, как стручки гороховые.
— А почему, — спросил Туся, — почему голова выше?
— Потому что голова главней живота!
Туся прислушался к своей голове. Ничего не слышно. Он прислушался к животу: вур-вур-вур… Живот хотел есть.
А нынешней зимой Тусю разбудили ночью. Хотя он об этом не просил. И даже был недоволен. Он спать хотел. Завтра в школу рано вставать — и вдруг будят. Он даже рассердился и стал хныкать. И глаза у него слиплись, никак не открыть.
— Эй, племянник, просыпайся, слышишь…
Туся открывает глаза совсем. Мама за столом сидит — шьет. Папа курит, газету читает. На столе чайник дымится, варенье стоит. А из черного кружка репродуктора слышен слабый треск, как будто далеко-далеко кто-то печку растапливает сухими лучинками.
Потом в репродукторе начинают попискивать мыши — много мышей! Потом: хлоп-хлоп-хлоп, будто в театре ладоши хлопают… и опять писк, и опять треск, а вот машина грузовая проехала: дрр-р… А вот голос, чуть картавый, глухой и очень далекий: «Говорит лагерь Штерна! Говорит лагерь Штерна!..»
— Это Курочкин, — сказал папа, — его голос.
— Молодец Сережа! — сказал дядя Вова. — Пробился все-таки!
Курочкина весь мир знает. Это радист нашей полярной экспедиции. Начальник экспедиции, академик Штерн — его Туся в газете видел, бородатый такой дядька в ушанке — решил на пароходе пройти весь Северный Ледовитый океан. Больше половины пути прошел пароход благополучно, а потом огромные ледяные торосы затерли его, раздавили, точно скорлупку, и пароход затонул. А люди высадились на лед…
«Говорит лагерь Штерна!» — снова сказал Курочкин, и в репродукторе завыло, как в печной трубе: «у-у-у…»
— Это что, ветер? — спросил Туся.