Только, огорченные, тронулись с места, как вдруг, совсем рядом…
— Братцы, озеро!!!
Оно сверкнуло огромным светлым серпом у самой кукурузы, простираясь до самой полевой дорожки, по которой мы съезжаем с холма.
Подъехав, останавливаемся, словно сами еще не верим находке. Вода! Настоящая вода… Слышим, как она пахнет.
Всплескивает рыба. Не сон ли это? Не мерещится ли все это нам? Тут жнивье, тут кукуруза и рядом же райское это место, с живым дыханием воды, с зелеными луговыми травами да высокими камышами и даже с тенистой прохладой: группка деревьев — ветвистых осокорей, диких груш — да каких-то кустов, кажется терна, темнеет по ту сторону озера.
— Э, да в кустах там уже кто-то есть!
Присматриваемся: в самом дело есть. В кустах поблескивает металлом багажника «Москвич», невдалеке замечаем замаскированный еще один, ближе к кукурузе, почти на солнцепеке, стоит подвода с черной маслянистой бочкой горючего, наверное для трактора. В воздухе с писком вьются ласточки, стаями проносятся легкие белокрылые крячки, на лету выхватывая что-то из воды. На блестящей водяной глади нам отчетливо видно, как вдоль берега разгуливает разная озерная мелкота: тонконогие кулики, бекасы, а в тени под камышом то тут, то там темнеют утиные выводки. Мы их хорошо видим, они тоже, конечно, видят нас, но не боятся, как не боятся и гудения трактора, который снует и снует невдалеке за холмом.
В радостном оцепенении разглядываем озеро с его непуганой жизнью. Полушепотом, словно чтобы не распугать птицу, переговариваемся:
— Крыжаки, смотри!..
— Бекасов целый табун…
— Вон снялись!
— Вон снова сели!
По ту сторону у самого берега замечаем чью-то засаду: полукругом натыкан в землю камыш, брошена на землю охапка травы… Присутствие других охотников, впрочем, нас не беспокоит: озеро большое, места хватит для всех.
Расходимся по берегу, лазим по камышам, распределяем, кому где стоять. Дело обходится без спора, хотя я чувствую, что порой недалеко и до этого, взрыва жди в любую минуту… Степан-бригадир, скажем, наметил было себе место для засады в конце озера, в самом тупике, за которым уже начинается на холме кукуруза. И хотя место не отличалось особыми преимуществами, обер-мастер тоже вдруг предъявил на него свои права.
— Берите, берите, — сразу же уступил ему место Степан, который будто и ожидал, что кончится именно этим. — Засватанная дивчина всегда лучше.
А солнце садится, закат разгорается, и при его красном полыхающем свете удивленная птица видит, как мы носим снизу охапками камыш — там его много кто-то накосил — и маскируем им свою полуторку. Здесь, возле машины, на виду у всего озера будет наша ночевка. Из камыша мы делаем себе охотничью постель. Конечно, лучше было бы спать на пахучем луговом сено, о котором мечтали мы, выезжая сюда, да ладно: сухой камыш тоже хорошо пахнет!
Не разберем только, чем он пахнет: один говорит — болотом, другой свежей рыбой, а в общем, чудесно.
Солнце еще не зашло, а уже выплыла луна, как-то незаметно выступив на мглисто-туманном небосклоне, и вот уже оба светила освещают этот тихий степной простор, который с седых времен, видимо, носит название Чары-Камыши… Какой чистый здесь воздух, какая тишина!
Даже стрекотание кузнечиков, даже мелодичное тарахтение трактора ее не нарушает.
На вечер — костер, это уж так заведено. Меня как новичка первого гонят собирать сухие кизяки, за мной подымаются и другие, ходят по выгону, собирают. Я вижу, делать это каждому приятно.
Когда кизяки аккуратно выложены бугорком и остается их только пожечь, обращаемся к своему пожарному:
— Разрешаешь?
— Разрешаю, — говорит Аксен, понимая шутку.
— А это правда, Аксен, что прежде чем новенького принять в пожарную команду, ваши устраивают поступающему экзамен: вылежит ли двадцать четыре часа на одном боку? Если вылежит, берут, а не вылежит, не подходит…
Все хохочут, и пожарный хохочет, он нисколько не обижен.
— Что ж такая профессия, — говорит Петрович. — У них, если команда лежит, значит, все в порядке.
И вот наконец запылал он, охотничий наш костер, далеко виднеясь с холма в мягкой сумеречной синеве. Все вокруг словно изменилось от этого вечернего огонька, отблески от него будто легли на все Чары-Камыши, затянутые дымкой, погрузившиеся в спокойную задумчивость.
Да, стоило трястись в полуторке, блуждать на пастбищах, сомневаться и разочаровываться, лишь бы только провести этот вечер здесь у костра, рядом с камышами и тускло светящимся плесом степного озера…