Партия, в которой работал доктор Шпачек, уже поужинала и ушла, но он остался поджидать новую, прячась за стойку, подпиравшую потолок барака. Кто-то принёс на стол бачок с супом. Доктор Шпачек не разглядел человека, он теперь совсем плохо видел, да и очков у него не было, но заключённый сразу узнал его. Это был немец, с которым они познакомились ещё в пути. Он торопливо подал руку доктору Шпачеку и впервые назвал своё имя. Его звали Максом. Немец огляделся по сторонам, так же торопливо подал доктору Шпачеку два куска хлеба и на ходу, тихо сказал:
— Барак три, вторая секция, заходите.
— Я рядом, в четвёртом, — ответил доктор Шпачек.
Так снова встретились два товарища, чех и немец. Макс попал в лагерь тоже за «красную пропаганду», хотя никогда не был связан ни с какими «красными». Но гестаповский произвол только помог ему по-настоящему возненавидеть фашистов и гитлеровский порядок. Чувство ненависти к фашизму сблизило его с доктором Шпачеком. Они подружились: чех, зрелый коммунист-подпольщик, и немец, честный рабочий, понявший смысл борьбы с фашизмом только теперь, в лагере.
Доктор Шпачек медленно входил в сложную жизнь лагеря, искал пути сближения с людьми, для которых главное в жизни — борьба. Сознание именно этого долга утраивало его силы, помогало не только жить и сопротивляться, но продолжать борьбу.
Постепенно группа заключённых чехов, французов, немцев, уже объединённая общими целями борьбы, начала подпольную работу. Время от времени в лагере стали появляться листовки, написанные от руки, в которых говорилось о положении дел на фронтах войны и в тылу врага. Этому помогали заключённые немецкие коммунисты, установившие связь со своими товарищами, живущими на свободе. Нашёл пути связаться с лагерной группой подпольщиков и доктор Шпачек, ставший её активным участником.
В лагере получили новые вести о поражении немецко-фашистских войск на Восточном фронте. Доктор Шпачек решил размножить небольшую листовку. Нужно было сделать перевод листовки с немецкого языка на чешский. Через Макса, который работал в столовой, доктор Шпачек достал бумагу. Это были небольшие листки жёлтой обёрточной бумаги, аккуратно нарезанные Максом для удобства передачи. С тех пор как появилась первая листовка на такой бумаге, администрация лагеря запретила выдавать её заключённым. Правда, не всем, а только политическим. Однако и это не спасло лагерь от листовок. Подпольщики находили возможность доставать бумагу и выпускать листовки.
Шпачек перевёл листовку, написал несколько экземпляров и днём, на работе в каменоломне, должен был, при удобном случае, передать их товарищам. Это не всегда удавалось, так как нередко эсэсовцы ни на шаг не отходили от карьера. Листовки не вывешивались и не наклеивались на стенах бараков. Их просто передавали из рук в руки, а если этого сделать было нельзя, незаметно разбрасывали на рабочих местах.
Первое время охранники не обращали внимания на то, что какой-то листок валяется в каменоломне или на дворе лагеря, но с тех пор, как обнаружилось несколько листовок, началась слежка. Следили не только охранники, но и уголовники, провокаторы, купленные охраной.
Если людей убивали в карьере, названном Западнёй смерти, только за то, что заключённый выбился из сил и не мог работать, то за прочитанную листовку подвергали нечеловеческим пыткам, избивали плётками, прикладами, резиновыми дубинками и вообще всем, что попадёт под руку озверевшему эсэсовцу. И всё-таки это не останавливало мужественных борцов за свободу.
Работа в каменоломне началась, как всегда, рано утром, после обычной переклички. Доктор Шпачек как раз был в той партии, которая работала на разделке камня. Когда пришли на работу, он не мог передать листовки, охранник сидел тут же, наверху откоса, и зорко следил за людьми.
Бывало так, что охранник приведёт заключённых в карьер и ходит где-нибудь недалеко. Из карьера никуда не уйдёшь. С тех пор, как одного заключённого, не выполнившего норму, оставили на всю ночь в карьере и он не только не ушёл, но и умер там, карьер назвали Западнёй смерти. Однако сегодня охранник не уходил.
Ни доктор Шпачек, ни люди из его партии не знали, что ещё ночью в лагере была обнаружена листовка на немецком языке. В немецком бараке был обыск, но там ничего не нашли. Комендант лагеря приказал охране не спускать глаз с заключённых: на пост были поставлены все наиболее отъявленные эсэсовцы. Особенная слежка была за теми, кого судили за пропаганду. Вспомнили и о докторе Шпачеке, с которого сейчас не спускал глаз охранник, сидя на камне, возвышающемся над карьером.