— Помню, — с дрожью в голосе ответил Ян.
— А помнишь, как на стенках писали про Краузе?
— Ну, конечно, помню.
— А ты знаешь, что случилось, когда мы начали учиться?
— Не знаю. Я же болел.
— Вот, слушай, — начал Зденек. — Ребята как-то пронюхали, что Краузе от нас уберут. Одни говорили, что его на фронт отправят, а другие — будто его вызывают в Германию, но всё это враки. Его ребята видели на площади Святого Вита совсем недавно в форме гестапо. Он в Праге, только у нас ему кисло пришлось, выперли из школы.
Зденек Кворжик размахивал руками и время от времени оглядывался по сторонам как бы для осторожности.
— Когда мы узнали, что у тебя отца арестовали, мы возненавидели Краузе. Наш класс не стал так хорошо к нему относиться, как прежде. И ты знаешь, этому помогли листовки и надписи на стенах школы. Все раскусили этого гестаповского гуся. Стали бояться говорить с ним, а он такой стал, что готов был с нами даже после урока сидеть сколько хочешь, только бы мы болтали. Мы, конечно, на уроках как полагается, отвечали ему, выполняли все задания, но только на вопросы о домашних и других делах отвечали: «Не знаем, пан Краузе», «Нам ничего не известно» и так далее. Ему не нравилось, а нам этого только и нужно было. Вот, поверишь, будто все сговорились, так здорово получилось.
— А что за бунт был? — спросил Ян.
— Бунт был такой, что директора школы попёрли, хотя он и фашист. Все говорят, что он фашист. А с паном Краузе вот что получилось. Кто-то написал такую листовку: «Я, пан Краузе, не учитель, а шпион из гестапо, опасайтесь меня!» Написали эту листовочку так, что прямо заглядение. Не написали, а разрисовали немецкой тушью «Пеликан» на хорошей бумаге и приклеили пану Краузе на спину его плаща. Словом, плакатик получился первый сорт! Вот как разрисовали!
— Ну? Прямо на спину? — восхитился Ян.
— Да, прямо на спину. А ты знаешь, он, ничего не подозревая, надел свой плащ, вышел из школы. Мы шли следом за ним. Много нас было, но никто не сказал ему об этом. Одни боялись, что он сразу отправит за это в тюрьму, другие считали, что так ему и нужно.
— Кто же это сделал? — спросил Ян с завистью, что не он так здорово придумал.
— А кто его знает, — ответил Зденек, разводя руками. — Только сделали это явно наши.
— Ну, и ну! Вот это молодцы!
— Ух, как хорошо! — подтвердил Зденек. — И понимаешь, умудрились приклеить. Вот так сработали, просто прима, первый сорт, — сказал мой папа, когда я ему об этом рассказал.
— Ну, а дальше как было? — нетерпеливо спросил Ян.
— Дальше? Сначала нас всех по-одному вызывали на допрос. Но мы-то откуда знаем, кто это сделал. Потом вызывали подозрительных. Допрашивали ласково. Мол, не знаешь ли ты, кто у вас в классе занимается нехорошими делами, пишет оскорбительные записки и так далее. Ну мы, конечно, тоже отвечаем вежливо, будто ничего не видели.
— Ты, Кворжик, знаешь, кто у нас неблагонадёжный ученик? — спрашивает директор.
— Как это, пан директор, неблагонадёжный? — спрашиваю я. — У нас все ребята очень славные, уроки делают хорошо. Нет ни у одного плохих отметок. И так далее. Святая Мария, я так отвечал, а сам думал: «Так бы я и сказал, если бы даже знал кто». А директор смотрит на меня своими глазищами, будто просверлить хочет, и опять спрашивает: «Да я, говорит, не об этом, Кворжик, может, ты знаешь, кто в вашем классе мастер на всякие выдумки, ну там подбросить какую-нибудь свёрнутую записочку учителю или товарищу, или ещё что-нибудь в этом роде». «Нет, — отвечаю, — пан директор, у нас, кажется, нет таких учеников. У нас отличные ребята, вежливые, смирные».
Зденек Кворжик лукаво подмигнул Яну, вот, мол, как я отвечал, и с ещё большим азартом продолжал:
— Так после этого в школе и прозвали пана Краузе «меченый гестаповец». Это тоже кто-то написал на стене мелом, а потом даже ему стали такие бумажки подбрасывать. Тут и началось в школе дельце. Почерки сличали, да у нас тоже не дураки. Я, например, тоже подбрасывал такую бумажку, только писал не сам, а сестрёнку просил… Она дома напишет, а я принесу в школу готовенькую… После этих событий пан Краузе «заболел» и больше не появлялся в школе.
Рассказ Зденека Кворжика удивлял и радовал Яна. Он чувствовал, что школа по-настоящему поднялась, взбудоражилась, потому что все ненавидят оккупантов.
В «бунтарской» школе кое-что переменилось. Учащихся старших классов перевели в другие школы, а некоторых исключили и даже, говорят, посадили в тюрьму.
Потом установили негласную слежку за всеми подозрительными, строго стали наказывать за малейшее нарушение школьных порядков. Однако это не спасло ни пана Краузе, ни директора. Пана Краузе отозвали на работу в гестапо, о чём, конечно, в школе никто не знал, а директора сняли с работы. Для ребят это было очень хорошо. Появились новые учителя, да и много новых учеников. Директор — чех, учитель немецкого языка — тоже чех. Это было большим и радостным событием в школе.