— Доктор У! Спасибо, вы спасли меня!
— Я?
— Да, да! После вашего прихода мне стали каждый день давать по яйцу и стакану молока, и с того дня они больше меня не… — он запнулся и добавил: — Мне не пришлось больше переносить страдания. Вы понимаете, о чем я говорю. Вы сами тогда видели, все тело… Доктор У, правда, если бы не такое питание, я бы долго не протянул. Наверное, это вы тогда сказали им. Правильно? Наверняка так?!
Тут я все понял и молча улыбнулся. На душе было хорошо, как бывает, когда сделаешь доброе дело.
— Я так вам благодарен! Меня только вчера освободили и поместили сюда, и я сразу же стал разыскивать своего спасителя. Кто бы мог подумать, что вы окажетесь как раз в этой больнице! Скажите, как я могу вас отблагодарить?
Я замахал руками в знак протеста. Лечить больных, помогать раненым — святая обязанность и долг врача. Мы не ждем награды или благодарности за свои дела. Я стал подробно расспрашивать его, меня тревожило его состояние. У нас завязался разговор, но он все никак не мог успокоиться. Ему во что бы то ни стало хотелось отблагодарить меня. Волнуясь, он вдруг схватил меня за руку, вскочил, огляделся по сторонам, будто в поисках какого-нибудь подарка. Тут его взгляд упал на небольшой бумажный пакетик в изголовье кровати, он быстро достал из него красное яблоко, попросил у Маленького Ли перочинный нож и сказал:
— Давайте я вам почищу!
Я запротестовал — врач не имеет права есть в палате то, что принадлежит больному. Он настаивал, говоря, что я не лечащий его врач, а «благодетель, спасший ему жизнь», упрямо уговаривал меня съесть яблоко и непременно хотел очистить его сам. Руки его сильно дрожали. Он очистил яблоко так, что оно превратилось в малюсенький многогранный шарик. Я продолжал отказываться, тогда он попытался засунуть его мне в рот.
В это время в комнату вошли с обходом дежурный врач Чжао и медсестра. Больной мгновенно вскочил и вытянулся в струнку, как в тот раз, когда я увидел его впервые. По-видимому, это происходило бессознательно, стало привычкой за многие годы тюремной жизни.
— Почему вы встали с постели? — спросил доктор Чжао. — Какая у вас температура? Дайте-ка градусник.
Больной всполошился и вдруг, вспомнив что-то, испуганно вскрикнул:
— Беда!
Сунул руку под мышку и, ничего не обнаружив, стал поспешно похлопывать себя по одежде и одновременно шарил глазами по полу, бормоча: «Посмотрите, память совсем худая, забыл, наверняка уронил на пол, не иначе как разбился!» Он был возбужден и обеспокоен так, словно совершил серьезный проступок. Потом он нашел градусник в одежде, где-то у пояса, достал и подал доктору Чжао, а на его болезненно бледном лице появилась смущенная, извиняющаяся улыбка. Доктор Чжао поднес к глазам градусник и сказал:
— У вас еще небольшой жар, надо лежать. Без моего разрешения не вставайте.
— Я… но мы… — он указал на меня и, не зная, как лучше объяснить наши необычные отношения, снова разволновался.
Доктор Чжао улыбнулся:
— Я все знаю. Но вы должны понять, настроение тоже влияет на температуру. Глядя на вас, можно подумать, что у вас уже сто градусов!
Все рассмеялись. Он тоже улыбнулся. Когда мы вышли из палаты, Маленький Ли рассказал мне, что его только вчера, после обеда, часа в четыре, перевели из тюрьмы в больницу. Говорят, очень скоро реабилитируют, восстановят в прежней должности. Ли похлопал меня по плечу, подмигнул уголком глаза и сказал с усмешкой:
— Старина У, на этот раз вам повезло. Спасли такого человека! Вот вступит в должность, и вам будет польза. С любой трудностью сможете обратиться к нему, одного его слова будет достаточно!
Я только улыбался. Но, по правде говоря, мне было неприятно слушать Маленького Ли. Ведь тот человек был для меня только одним из многих больных в нашей больнице.
В третий раз я увидел его в тот день, когда он покидал больницу. Он позвонил из палаты по телефону и просил меня зайти. Со дня нашей последней встречи прошло три месяца. Меня временно переводили в другую больницу, где я участвовал в разработке новой темы по динамике кровообращения, и я только на прошлой неделе вернулся обратно. В нашей больнице говорили, что он уже восстановлен в прежней должности и что в газете мелькнуло его имя. Его давно перевели из второго отделения в палату для высших кадров. Я так и не навестил его. В больнице многие знали о наших особых, необычных отношениях, и я опасался, что мой визит к нему вызовет разговоры о том, будто я хочу воспользоваться случаем и сблизиться с ним, чтобы извлечь для себя выгоду.