— Хорошо, ты можешь идти. Иди и хорошенько отдохни.
Почтенный Чжан — очень сообразительный. Он повернулся и уже было дошел до двери, но вдруг оглянулся и, вытянув шею, кивнул в сторону Ду Инъин, изобразив прощальный поклон. Затем он вышел, провожаемый Хэ Цзяньго.
Вернувшись в кабинет, Хэ Цзяньго радостно оглядел новенькие стулья. Потом он повернулся к Ду Инъин и продолжил их разговор:
— Так о чем мы с тобой говорили? Ах да, мы говорили о дураках. Что же такое дурак и что такое умный человек? Вот я для начала спрошу тебя. Человек, который только что принес стулья, — это почтенный Чжан, бухгалтер из хозяйственного отдела школы. Ты помнишь его? Хорошо, поговорим о нем! Ты как думаешь: он умный или дурак? Ему пришлось потрудиться для того, чтобы добыть мне стулья, а он еще и лебезит передо мной. Ты думаешь, он дурак? Нет, ты, наверное, не знаешь, как сложилась жизнь у почтенного Чжана. Он прикарманил тысячу юаней, его объявили дрянным элементом и уже отправили на перевоспитание. А я? Вожак школы, заместитель председателя революционного комитета, начальник особого отдела. И то, что он дрожит передо мной, — разве это глупо? Конечно, он хочет только подладиться, хочет, чтобы с него сняли ярлык. Невелика мудрость. Но из этого можно вывести одну истину: чтобы понять, умен человек или глуп, нужно сначала посмотреть, каковы его обстоятельства, а потом посмотреть, как он ведет себя. Умный человек знает, как выкрутиться из затруднительного положения, он умеет использовать выигрышные моменты в своей жизни. Когда представится удобный случай, он поставит ход событий себе на пользу. А дурак все сделает как раз наоборот. Попав в переплет, он будет сидеть сложа руки и покорно дожидаться гибели. Вернемся теперь к Бай Хуэй. Она вроде бы неглупа, в начальный период движения была очень активна, но, когда встал вопрос о ее папаше, испугалась и спряталась, как улитка в раковину. Между прочим, в то время против моего отца тоже повесили дацзыбао и ругали его крепко. Конечно, пост у него был не такой высокий, как у отца Бай Хуэй или у твоего отца. Он был всего-навсего начальник цеха. Но я не стал рассуждать, почему да зачем. Делал свое дело, и делал его решительнее всех. И что же? Пробился! Я тоже не во всем сразу разобрался. Когда движение начиналось, я был наивен, молод, горяч. Но в политической борьбе нельзя давать волю личным чувствам, да и так называемому чувству справедливости тоже нельзя поддаваться. По своей доброте обязательно попадешь в беду. А если у тебя нет власти, то кому нужна твоя доброта? Откуда у меня власть? Люди сами дали ее мне? Вот уж нет… Но ты не болтай зря про то, что я сейчас тебе сказал. Я об этом ни с кем не говорю, только с тобой. Не потому, конечно, что на тебя можно положиться. У меня есть причина поважнее, я о ней не говорю, но ты и сама понимаешь… — И взгляд его выразил то, о чем он умалчивал.
Ду Инъин опустила голову. Ее пухлое лицо покраснело. За последние полгода их отношения стали довольно-таки недвусмысленными. Хэ Цзяньго окинул ее беспокойным взглядом и добавил:
— Ты уж меня не продавай! Кто захочет меня продать, тому не поздоровится. Что стало с Ма Ин? Пошумела-пошумела да и исчезла из школы. Сгинула без следа и теперь вместе с Бай Хуэй где-то вкалывает мотыгой!
— Да ну тебя! Кто тебя продаст? А насчет Бай Хуэй ты говоришь неправду. Так ты и не понял, в чем дело. Она ведь ушла из отряда «Искупление кровью» не из-за отца. Она пошла работать, во-первых, потому, что хотела уйти, и, во-вторых, потому, что не могла не уйти!
Выпалив последнюю фразу, Ду Инъин выдала секрет подруги. Хэ Цзяньго заполучил конец ниточки, которая вела к разгадке непонятного бегства Бай Хуэй. Держась за эту нить, он теперь мог вытянуть из Ду Инъин все про Бай Хуэй.
— Инъин, ты мне раньше про это не говорила. А я-то думал, что ты ничего от меня не скрываешь. — Хэ Цзяньго испытующе посмотрел на Ду Инъин и, согнав с лица недовольство, продолжал: — Решай сама, говорить или не говорить. Мне-то какое дело. Плохо только, когда первую половину фразы произносят, а вторую нет. Я начинаю думать, что мне не доверяют, и мне неприятно.
— Тебе бы только давить на людей. Так вот, знай: Бай Хуэй ушла оттого, что побила человека! — сказала Ду Инъин.
— Побила? Кого?
— Говорит, какую-то учительницу. Она побила ее у ворот школы, это было еще в начале движения. Фамилия той учительницы была Сюй…
Хэ Цзяньго сразу же все понял. У него была цепкая память.
— Ах да! А я-то думал, в чем там дело! Когда это случилось, я тоже был в том месте. Я тогда заметил, что она сникла, струсила. Я ее подбодрил, но кто же знал, что оно так обернется! Тогда какую только нечисть мы не били! Бай Хуэй ударила-то ее всего один раз, увидела кровь и растерялась. Я понял, что нервы у нее слабоваты. На поле боя она наверняка даст деру. Скажешь, я неправильно оценил ее? Я говорил, что она дура и слабонервная, и вижу, что все сходится в точности! — И он звонко рассмеялся.