— Тсс! Не разбудите малышку Хуэй, она, наверное, спит.
— Будь спокоен! Не разбудим, — отозвался дядя Ли.
Отец проводил гостей, закрыл дверь. Захмелевший, в веселом расположении духа, он прошел нетвердой походкой в комнату дочери. Ему хотелось высказать ей все, что в нем накопилось, но дочери в комнате не оказалось. Он вышел в коридор и дважды позвал ее. Двери кухни и ванной комнаты были открыты, внутри никого не было. Он снова походил по квартире, несколько раз позвал ее, но не услышал ответа. В полном недоумении он снова зашел в комнату дочери и вдруг заметил, что на полке у изголовья кровати лежат два листка бумаги. Один из них был раскрыт, другой, сложенный вчетверо, был без адреса. Он схватил записку дочери, и тут же хмель выветрился у него из головы — вот уж не думал он, что получит такое письмо.
«Папа! Дорогой папа!
Я называю Вас так в последний раз! Если говорить правду, я не имею права так называть Вас, я недостойна быть Вашей дочерью, не оправдала надежд, которые вы с матерью возлагали на меня. Я — преступница!
Вы многого обо мне не знаете. В начальный период движения я собственными руками избила одну женщину, хорошую женщину, образцовую учительницу. Она умерла. И хотя не я убила ее, но я била ее — и мне нет прощения.
Правда, в то время я искренне думала, что делаю это ради революции и что так и должны поступать настоящие революционеры. У меня не было злого умысла (я прошу Вас понять это). А потом я раскаялась! Я страдала! Я знала, что совершила преступление, но никто не пришел спросить с меня за содеянное, как будто если делать вид, что ничего не случилось, то все сойдет с рук. Я так не могла! Хотя никто не призывал меня к ответу, у меня есть вина перед собственной совестью, перед справедливостью! Да, я преступница! Но я не могу понять: как можно во имя революции причинить революции вред? Как можно с чистой и искренней душой очутиться в пучине преступных злодеяний? Хотя я догадывалась, что прислуживала политическим обманщикам, у меня не хватало мужества разобраться во всем до конца. Теперь я наконец все поняла. Я была пешкой в руках гнусных злодеев. Они одурманили меня, и я тянулась за ними. Они использовали меня для своих целей, а когда я стала им не нужна, они отшвырнули меня, как сломанную игрушку.
Как я ненавижу себя! Я все думала о том, как смыть с себя грязь моего преступления, моего позора. Я думала целых десять лет, но так ничего и не придумала! А сегодня, когда снова восторжествовала правда, как могу я смотреть в глаза Вам, дяде Чжану и другим честным людям? У меня нет выхода! Кого же мне винить? Себя? Или тех обманщиков? Но какой Смысл их обвинять? В любом случае со мной кончено!
Я уезжаю… Я решила…
Я не хочу говорить вам, куда я уеду, а Вы не ищите меня, у Вас нет дочери! И прошу Вас — никогда больше не вспоминайте обо мне…
До свидания, милый папа! Мне бы очень хотелось стать достойной Вас и мамы!
Внизу была приписка:
«Второе письмо предназначено для товарища Чан Мина. Он живет в доме тридцать шесть по улице Хэкоудао. Поручите Ду Инъин отнести ему это письмо. Ду Инъин может вам рассказать о нем».
Отец сломя голову выбежал на улицу, стучался в ворота домов, бежал по галереям и лестницам, в конце концов остановился посредине темной улицы и стал что было сил звать дочь. Его голос звучал пугающе громко в ночной тишине:
— Малышка Хуэй! Где ты! Вернись скорей! Вернись!
На следующий день, еще до рассвета, город разбудил грохот барабанов. Люди встали ни свет ни заря и вышли на улицу. Вскоре все улицы и переулки заполнили колонны демонстрантов. Никто не формировал колонны, никто их не направлял, никто не отдавал приказаний. Праздничные шествия начались сами собой сразу по всему городу.
Сегодня первый день, как всем уже известный секрет был официально объявлен. Китайская земля вздохнула привольно, словно к ней еще раз пришло освобождение…
Чан Мин, одетый в аккуратную синюю форму, вышел во двор своего дома, ведя перед собой чистенький велосипед. Его куртка была застегнута на все пуговицы, что придавало Чан Мину торжественный вид. Из-под куртки выглядывал белоснежный воротничок рубашки.
Едва он подошел к воротам, как навстречу ему кинулась толстощекая, коротко стриженная девушка. Взглянув на номер, висевший на воротах, хлопнула юношу по плечу и спросила:
— Вас случаем зовут не Чан Мин?
— Да, а вы ко мне?
— Меня зовут Ду Инъин. Помните, десять лет назад я одолжила вам курточку? Вы еще тогда…