Скрытые в глубине земли соляные пласты вырастили этот поселок, бросили к небу трубы рудника. Это соль привлекла сюда людей, заселила ими ровный ряд домиков, при каждом из которых — садик и огород, отделила узкоколейкой и служебными зданиями жилища администрации от жилищ рабочих. А мазанки за рудником, они — от степи, где хлеб и кукуруза.
Между поселком и дачкой доктора — узенькая речонка, летом превращающаяся в ручей. Через речку — мостик. А дальше — больница. Тут, у входа, Иван Аркадьевич встретил управляющего рудником, низкорослого, узкоплечего, с каким-то ссохшимся телом человека. У него привычка поеживаться и потирать руки, как будто ему всегда холодно. Во всем, что бы ни случилось, он чувствовал себя виноватым. Если б солнце вдруг перестало греть землю, он и тут, кажется, испугался бы: не отстранят ли его за это от должности? Редко кто видел его улыбающимся.
— Все трое умерли, — сообщил он, как будто Иван Аркадьевич не узнал о гибели рабочих одним из первых и еще ночью не говорил об этом с этим самым управляющим. — Все трое. Ужас! Ужас что такое!
Доктор нахмурился:
— Да, да, ужасно.
— И как мне не волноваться! — озлился вдруг управляющий. — Ведь трое рабочих погибли! Да.
И он, круто повернувшись спиной к доктору, быстро пошел в контору. Этот неожиданный окрик вызвал на лице доктора раздраженную усмешку. Счастливое настроение мгновенно исчезло. Опять наплывало нечто неопределенное, туманное и, несомненно, мрачное, нечто всегда обрывавшее мысли Ивана Аркадьевича о чем бы то ни было радостном, — нечто, в чем доктор сам еще не мог как следует разобраться.
— Вот и работай тут… — проворчал он. — Сумасшедший…
И он ни с того ни с сего подумал о дочери управляющего. Чудная девушка!.. Что, если… Но больные уже ждали его. У крыльца собралось несколько телег — это приезжие из деревень. В белом коридоре больницы — на длинной скамье, на подоконниках, на полу — везде серели, чернели, рыжели неподвижные фигуры людей. Знакомый запах тулупов, нечистых тел, табачного дыма, гноя, смешанный со специфическими запахами больницы, охватил Ивана Аркадьевича.
— Нельзя тут курить, — строго промолвил он, проходя. — Ведь сколько раз говорилось…
В кабинете уже священнодействовал облаченный в чистый белый халат длиннобородый фельдшер, двадцать девять лет проработавший на этом руднике. Он был похож лицом на Рабиндраната Тагора. Иван Аркадьевич чрезвычайно уважал его знания и ценил его. Он улыбнулся ему:
— Много сегодня?
— Как всегда.
Надев халат, засучив рукава и вымыв руки, Иван Аркадьевич вздохнул.
— Приступим.
И вот в очередь двинулись к нему свежие и гноящиеся раны, туберкулезы, грыжи, экземы — все, чем болеет человек. Попадались, конечно, и пустяковые заболевания. Случалось и так, что совсем здоровые люди пытались получить больничный листок хоть на один день, чтобы погулять. Таких доктор отсылал обратно на работу.
В час дня, прервав прием, доктор и фельдшер присели к столу в сенях у заднего крыльца — отдохнуть и позавтракать. Жены уже прислали им еду.
— Скоро, говорят, к нам зубной врач будет назначен, — начал беседу Иван Аркадьевич. — Давно пора.
— Да, — согласился фельдшер, вынужденный до сих пор исполнять обязанности дантиста. — Давно пора.
— Скорей бы Карасев вернулся, — продолжал Иван Аркадьевич. — А то совсем мы с вами замучаемся.
Карасев был вторым врачом рудника.
— Отпуск ему кончается через девять дней, — отозвался фельдшер.
— Хорошенькая дочь у Путинцева, — промолвил доктор без всякой видимой связи с предыдущим. — Правда?
— Пропадет, — с уверенностью отвечал фельдшер.
— Почему пропадет? — удивился доктор.
— Отец за ней не смотрит, — объяснил фельдшер. — Девушка действительно красивая, а кобелей у нас на руднике много.
Иван Аркадьевич, щурясь, доел бутерброд с ветчиной, отер пальцы марлей и сказал:
— Тяжелая наша работа.
— У всех так, — возразил фельдшер. — Например, у шахтеров. Тут еще ничего, тут дело чистое — соль, а если уголь…