— Ты не понимаешь.
Ивен опустил Рэда, и мальчику стало стыдно, потому что в эту минуту он понял. И все же ему не хотелось, чтоб Ивен так на нее сердился. Когда Суон сердилась на Ивена, это тоже ему не нравилось, но в этом было всегда и что-то забавное. Рэду неприятно бывало видеть разозленного Ивена, а вот гнев Суон никогда не представлялся ему серьезным, за ним всегда чувствовалось что-то другое, или, во всяком случае, так Рэду казалось.
Мальчик рывком поднялся и сел на постели. Потом слез с нее, подошел к двери и остановился, чувствуя, как его охватывает слабость и дрожь. Наконец он выбрался в темный коридор, потом в гостиную.
Когда подоспел Уоррен Уолз, он увидел, как мальчик силится поднять свою мать, то хватая ее за руку, то поддерживая под голову.
— Я — Уоррен Уолз, — сказал он мальчику, — мы познакомились на станции.
— Что с мамой?
— А ну-ка, — сказал Уоррен. — Дай-ка я подниму ее.
Подбежала и Мэй, муж и жена подняли женщину на ноги и медленно повели по лестнице. Она увидела Рэда, распахнувшего перед нею дверь, рванулась к нему, схватила на руки и вошла в дом. Она захлопнула дверь и с мальчиком на руках двинулась через погруженную во тьму комнату. Где-то она натолкнулась на стол и, не удержавшись, упала. Рэд высвободился из ее объятий и помог ей встать.
— Мама, — сказал он, — включи свет.
— Нет, — прошептала она, — я не хочу света.
Оставшиеся за дверью муж и жена переглянулись.
— Это он был на дороге? — спросила жена.
— А то кто же.
— Не лучше ли тебе пойти за ним?
— Не знаю. Не наше это дело.
— Тебе, пожалуй, надо пойти за ним, — сказала жена. — Мы просто не имеем права сесть сейчас в свою машину и укатить домой. Я побуду здесь, на веранде, пока она не почувствует, что снова может выйти, или пока ты вернешься назад.
— Поехали домой, — сказал мужчина. — Я думаю, лучше нам не встревать.
— Что-то случилось, — сказала женщина. — Почему она не включает свет?
— Поехали домой.
— Ступай-ка ты за ним. А я подожду здесь.
— Черт подери, — сказал мужчина. — У них была маленькая стычка. Им обоим стыдно, и лучше оставить их в покое.
— Ступай за ним, Уоррен.
— О господи, — сказал мужчина.
— Его брат — твой друг, — сказала женщина.
— Ничей он не друг — его брат, — сказал мужчина. — Не наше это дело.
— Заткнись ты, ради бога, и ступай за ним, — сказала женщина.
— А ну тебя к дьяволу! — сказал мужчина и пошел к машине. Он развернулся и поехал назад по дороге. Женщина проводила глазами машину, потом, с тревогой и страхом в сердце, на цыпочках поднялась по ступенькам и подошла к двери. Из дома не слышно было ни звука.
Мальчик снова лег в постель, и женщина была где-то рядом, во тьме.
— Не плачь, — сказал он.
— Он твой отец, — всхлипнула женщина. — Он любит тебя. Он любит Еву.
— А тебя, мама, он любит?
— Да, любит.
— Тогда почему ты плачешь?
— Я не могу сказать тебе, Рэд. Я не могу сказать тебе этого, но я люблю тебя.
Почему она плачет так, как не плакала никогда? Что происходит? В чем дело? Почему все не так, как должно быть, как надо? Почему все и всегда так загадочно, странно, так опасно, хрупко, готово разбиться вдребезги?
— Я люблю и тебя, и его, Рэд, — сказала женщина. — Я не люблю Еву, потому что она такая же, как я. Я ненавижу Еву.
— Мама!
— Я люблю ее. Я ее тоже люблю, Рэд.
— Она показала нам звезды.
— Да, я люблю ее.
— Никто не замечал их, и только она заметила. Разве нет?
— Да, только она.
— Что случилось, мама?
— Не могу я сказать тебе.
— Ты не знаешь?
— Знаю.
— Тогда скажи мне.
— Я не могу сказать тебе.
— Что же мы будем делать?
— Не знаю, Рэд, — заплакала женщина.
Когда он пересек виноградник и выбрался на другую дорогу, он перестал бежать и пошел медленно, весь горя в огне, чувствуя, как захлестывает его теперь опьянение и смертельная усталость. Вдруг он споткнулся обо что-то — «моя гнусная жизнь!» мелькнуло в голове, — и больно упал. Он остался лежать как упал, вдыхая поднявшуюся от падения пыль, чувствуя ее привкус. Он потянулся вперед, вцепился пальцами в землю, поднялся на ноги.
Он поплелся дальше, снова споткнулся обо что-то, снова упал и на этот раз вскрикнул: «О, Рэд, мой сын! О Ева, моя дочь!» — и заплакал, не стыдясь своих слез, и слезы смешались с кровью на его разбитом лице.
Рядом остановилась машина, кто-то подошел и наклонился над ним.