— Я хочу говорить на вашем языке, — сказал Рэд.
— Да, — сказал Дейд. Через голову мальчика он взглянул на его отца. Ивен все еще держал деньги в руках. Дейд сказал по-английски: — Надо его научить.
— Кто будет учить меня? — сказал Рэд.
— Твой отец, — сказал Дейд. Он снова обратился по-английски к брату: — Научи его нашему языку. Но учи не словам, а мыслям. К тому времени, когда тебе исполнится девять, — сказал он мальчику, — ты будешь говорить на нашем языке так же, как на английском, а может и лучше. Спрячь эти бумажки в карман, — сказал он брату по-английски и добавил на родном: — У меня есть еще, эти ты забери и поезжай домой. Если есть там кто-то, кого ты хочешь убить, оружие найдется в моей комнате. Почему бы и нет? Это правильно. Если же есть там кто-то, кого ты хотел бы простить и понять и снова любить, ты найдешь оружие в собственном сердце.
— Рэд, — сказал Ивен сыну, — я хочу, чтоб ты прогулялся немного, посмотрел бы на самолеты.
Рэд взглянул на отца. В глазах у мальчика все еще было смятение, но тут же оно исчезло, и Ивен увидел, что его сын и вправду похож на Петруса.
Рэд соскользнул со скамейки — ноги его не доставали до земли — и медленно направился к широкой застекленной двери. Он открыл ее толчком, вышел на лестницу, стал спускаться по ней и пропал из виду.
— Ради бога, Дейд, — сказал Ивен по-английски. — Она надрывает мне сердце. Мне жалко ее. Я не знаю, что делать. Клянусь богом, я боюсь, что убью ее. Ты не должен возвращаться, скажи — нет. Останься. Помоги мне. Не возвращайся, Дейд.
— Тут ничем не поможешь, — сказал Дейд. — Если ты должен убить, я сказал тебе, где оружие. Ты найдешь его сразу. Хотя тебе вполне хватит и рук. Что угодно сгодится. Мы никогда не безоружны. Никто из нас. И мы все беззащитны. Тут ничем не поможешь. Разве помог Петрус? Разве мы ему помогли? Никто не поможет. Но и не помешает никто. — Он достал из кармана серебряный доллар. — Вот жребий, — сказал он, — спроси его: добрым быть или гордым? Вот к чему все это сводится. Называй. — Он высоко подкинул монету и, пока она летела, кружась в воздухе, сказал снова: — Ну же, называй.
— Решка, — сказал Ивен.
Монета ударилась о мраморный пол, подпрыгнула, покружилась на ребре, помедлила мгновение и потом — легла. Выпал «орел».
— Будь добрым, — сказал Дейд. — Почему бы и нет, старина? Почему бы и нет? Так тебе выпало. Будь добрым. Добрым ко всем. И к себе.
— То есть мягким, не так ли?
— Почему бы и нет? И мягким тоже. Будь добрым. Это правильно — быть добрым.
— Я сегодня чуть было не убил ее, — сказал Ивен. — Но ворвался Рэд и удержал меня.
— Будь добрым к Рэду, — сказал Дейд. — Будь добрым к его матери. Мальчик любит ее.
— Ради бога, Дейд, неужели ты не понял, что произошло?
— Понял, — сказал Дейд.
— Нет, ты не понял, — сказал Ивен. — Мы разговаривали с ней. Я думал: кто нам сумеет помочь? Я думал о докторе. Чтоб помочь ей. Помочь Рэду, Еве, помочь мне. Помочь другим, тем, кто еще мог бы у нас появиться. Я спросил, любит ли она этого человека. Она сказала: на знаю. Я убил бы ее, не удержи меня Рэд. Я хотел быть добрым. Хотел простить, хотел быть мягким, Дейд. Я хотел, чтоб это скрылось и сгинуло, я хотел верить, что мы забудем об этом, и я, и она, и что Рэд и Ева никогда ничего не узнают. Я спросил ее. Я думал, может, это была случайность, минутная слабость. Я спросил ее. Я был уверен, что она знает и сейчас скажет, как ненавистна ей эта слабость. Она сказала: не знаю. Останься, Дейд. Останься и помоги мне. Остановись в отеле во Фресно. Ты обязан мне помочь.
— Я прилечу сейчас же, как только смогу, — сказал Дейд. — Может быть, завтра утром. Может быть, завтра ночью. Я постараюсь тебе помочь.
— Ты уверен, что выиграешь?
— Уверен.
— Сколько ты дал мне?
— Не знаю. Сам сосчитаешь.
— Я оставлю их для тебя.
— Нет, — сказал Дейд. — Возьмешь их себе. Ты такой же участник игры, как и всякий. — Он встал. — Я соскучился по мальчику. Выйду, пожалуй, и побуду с ним до отлета. — Ивен тоже поднялся. — То, о чем вы говорили с ней… — сказал Дейд. — Поговорите об этом еще раз. Ее ответ мог ничего и не значить. Просто слетело с языка. Бывает же непроизвольное движение губ. Поговорите об этом еще раз. Тогда я и помочь тебе смогу.
Они вышли на лестницу, и Дейд увидел одиноко стоящего Рэда.
— Вон он стоит, — сказал Дейд. — И непохоже, чтоб плакал. А ведь ты, наверно, думал, что он сейчас плачет, не так ли?
— Да, думал.
— Почему?
— Он как Петрус Назаренус, а я видел Петруса плачущим.