— Ты бы чувствовал себя несчастным, если б не нравился Флоре? — сказал мужчина. — Или если бы нравился ей не больше, чем другой какой-нибудь мальчик?
— Какой другой мальчик? — сказал Рэд.
Ивен рассмеялся, ну, просто разразился смехом, потому что вопрос был точно такой, какой в подобных обстоятельствах он задал бы сам, в свои сорок четыре.
— Не знаю, — сказал он. — Любой мальчик. Любой другой мальчик. Если бы ты нравился ей не больше, чем любой другой знакомый мальчик, ты бы почувствовал себя несчастным?
— Мне б этого не хотелось, — сказал Рэд. — А разве ей нравится другой мальчик? Ты что-нибудь знаешь, папа?
— Нет. Мне просто интересно, сделаешься ли ты от этого несчастным? Вот и все.
— Конечно, сделаюсь. Я ее люблю, а если я люблю ее, значит хочу, чтоб и она меня любила. Если она моя любимая, я не хочу, чтоб у нее был другой любимый.
— Ну а если она тебя любит, — сказал Ивен, — но при этом ей нравятся и другие мальчики?
— Как же так может быть?
— Не знаю, но допустим, что так случилось. Допустим, что это так.
— Я б не хотел такую любимую.
— Может, и не хотел бы, но предположим, она по-прежнему остается твоей любимой, хоть ты и знаешь, что ей нравятся другие мальчики. Сделаешься ли ты от этого несчастным?
— Страшно несчастным, — сказал Рэд. — Я хочу, чтоб моя любимая любила меня так же, как я ее.
— Почему, Рэд?
— Не знаю. Просто хочу и все. Я собираюсь сказать ей — до того как мы уедем в Пало-Альто, — что я люблю ее, и собираюсь спросить, сама она любит меня или нет. Если да, то когда мы в следующий раз приедем к Дейду, я пойду к ней домой один, чтоб увидеть ее, потому что она моя любимая.
— Один?
— Да, — сказал Рэд и погодя добавил: — Она сказала, что ее папа ненавидит ее маму. Она сказала, что ее мама ненавидит ее папу. Почему они ненавидят друг друга? Они — отец и мать Флоры. Как они могут ненавидеть друг друга?
— Ну, — сказал мужчина, — она, наверно, ошиблась. Может, бывает, что они спорят, дерутся между собой — как муж и жена, отец и мать, мужчина и женщина и даже мальчик и девочка, — и когда это происходит, они, вполне возможно, и ненавидят что-то друг в друге, но это вовсе не значит, что они перестают друг друга любить. Это не значит, что они не любят друг друга гораздо больше, чем ненавидят.
— Мне не нравится ненависть, — сказал Рэд.
— Почему?
— Не нравится. Что-то в ней не то, нехорошее. Почему люди ненавидят?
— Не знаю, — сказал мужчина. — Не знаю, почему они ненавидят? Почему бы, а?
— По-моему, это от страха, — сказал мальчик. — Чего-то они боятся, но чего — не знаю. Я боялся Мильтона Швейцера, но почему — не знаю.
— Люди пугают нас, — сказал мужчина. — Некоторые из них в самом деле пугают нас.
Когда машина подъехала и остановилась на том же месте, где стояла раньше, он взглянул на часы. Они отсутствовали два часа. Сейчас было около половины двенадцатого. Все выглядело по-прежнему, только Флора лежала на коленях у матери, наверно, спала. Рэд прямиком направился к девочке, посмотрел на нее. Она открыла глаза, приподнялась, села.
Ивен Назаренус пожелал всем доброго вечера, быстренько разлил по стаканам виски, и сам со своим стаканом направился в дом. Еву он нашел в кровати, спящей. Он сел рядом с ней на кровать и выпил, потому что ему страшно нужно было выпить.
— Я не хотел, чтоб ты плакала из-за меня, — сказал он спящей девочке.
Обернувшись, он увидел в дверях Суон.
— Они уходят, — сказала Суон.
— Я сейчас.
Он вышел и увидел, что Рэд и Флора стоят рядышком и разговаривают.
— Нет, — сказал он Уоррену Уолзу, Мэй, Коди Боуну и Барту. — Еще рано. Не уходите. Пожалуйста, не уходите.
— Дети устали, — сказал Уолз, сейчас уже трезвый.
— Мы чудесно провели время, — сказала Мэй. — Спасибо, что пригласили нас. Мы с Суон так славно побеседовали. Пожалуйста, загляните к нам как-нибудь вечерком до отъезда, только я, право, благодарила бы бога, если б вы никогда уже не уезжали отсюда. Перебирайтесь в Кловис и живите на винограднике.