— В великой чести будут у старшины. Как раз сегодня наряд на кухню — после отбоя картошечку чистить, килограммчиков шестьсот.
Новенькие оглядывались по сторонам, улыбались смущенно, краснели под градом насмешек. А кое-кто и обижался, хотя и не стоило: подначка — часть солдатского быта, без нее пресно служить.
— Расступись! — зычно гаркнул старшина, и батарейцы освободили проход комбату.
— Та-ак, — высокий стройный капитан снял фуражку, пригладил волосы, весело оглядел подчиненных, а вскочившим новеньким сказал: — Сидите, сидите. Я к вам присяду... Старшина, ну-ка, давайте документики... Та-ак...
Он снова посмотрел на батарейцев, плотно сгрудившихся вокруг, и спросил:
— От законов природы никуда ведь не денешься? Не так ли, гвардейская, лучшая в полку, тому подобная и бесподобная батарея?
Комбат, прищурившись, наблюдал за лицами солдат. А те зашумели, вроде бы соглашаясь. Вперед протиснулся Бондарев:
— Смотря какие законы, товарищ капитан... Против некоторых и воевать приходится, крепко воевать.
— Например? — поинтересовался комбат.
— Значит, так, — Бондарев деловито одернул гимнастерку, заразмышлял с серьезным видом. — После напряженной боевой учебы идем мы в столовую обедать. Схлебал я солдатский паек, должен быть сыт, а желудок, то есть природа, требует по своему закону — давай еще! На него не наготовишься, все время он голодный. Вот и приходится игнорировать этот закон природы!
Выждав, когда утихнет смех, комбат сказал:
— Спутал ты, Бондарев, законы природы с чревоугодием. Та-ак, припомним... Вот тебе персональная памятка: «Наблюдай за своим ртом: через него входят болезни. Поступай так, чтобы хотелось еще есть, когда встаешь от обеда». Для справки — изречение Льва Толстого. Авторитет?
— Для него авторитет — повар в столовой! — съязвил кто-то, невидимый за спинами.
— О поварах Дидро выразился: «Врачи непрестанно трудятся над сохранением нашего здоровья, а повара — над разрушением его; однако последние более уверены в успехе». Как, Бондарев, убедительно?
— Убедительно, убедительно, товарищ капитан. Но когда до ужина еще далеко, все же есть хочется, — он поспешил скрыться сглаз комбата, чтобы тот не отыскал в своей памяти какого-нибудь нового высказывания.
— Уточняю мысль про законы природы, имеющие к нам самое непосредственное отношение. Я подразумевал закон обновления. Проводили мы в запас отличных солдат — наводчиков Потехина, Гончаренко, связиста Сайдулаева, водителей Глушакова и Романадзе и других. На их место призвали молодых. Надо помочь им овладеть нашими секретами. Ставится задача — батарее не отступать с занятых позиций, быть впереди. Договорились?
— Об чем речь! — опять успел раньше всех ответить Бондарев.
— Та-ак, — комбат надел фуражку. — Командиры орудий все здесь?
— Титаренко с расчетом на хозработах, — доложил старшина. — Товарищ капитан, рядового Забелина прошу направить в отделение связи — сапожничать он может, а у меня в каптерке скопился ворох неотремонтированных сапог из обменного фонда, пусть поработает.
Похолодел Забелин, встал, низко опустил голову и едва слышно произнес:
— Я... не сапожник. — Он залился краской стыда, ведь вся батарея присутствует при разоблачении обмана.
— Что-о? — стремительно повернулся к нему старшина, и его лицо — худое, с тонким носом и хищными ноздрями — окатило бешенство. — Почему не сапожник?
— Товарищ старшина! — Бондарев бросился на выручку и попытался смягчить праведный гнев. — Он... не нарочно, он... у нас служить хотел. Мы же с ним земляки — оба из Люберец! Я его подучил назваться сапожником...
Сдержал старшина клокотавшую злость, ожег быстрым сердитым взглядом Бондарева и обратился к комбату:
— Разрешите, товарищ капитан, действовать согласно уставу? — комбат кивнул головой. — За обман объявляю рядовому Забелину два наряда вне очереди, а за рядовым Бондаревым тоже должок числится, сегодня вечером оба шаго-ом марш на кухню! — уточнил он напоследок и выразительно рубанул ребром ладони по другой ладони.
Расстроенный старшина ушел в казарму, а комбат изрек:
— Тля ест траву, ржа — железо, а ложь — душу. Вам понятно, рядовой Забелин?
— Понятно, товарищ капитан, — обреченно сказал Забелин, с тоской думая о том, как теперь у него пойдет служба, ведь не забудет старшина обмана, ох не забудет...
Серега Бондарев обнадежил:
— Не трусь, он не злопамятный, отойдет, если будешь стараться.
Забелин, чувствуя, что старшина бдительно следит за ним, старался изо всех сил. Подловив на каком-либо промахе, тот не злорадствовал, а будничным голосом объявлял очередные наряды. Забелин не обижался, понимая — сам виноват. Но всему приходит конец. Настал все же день, когда Забелин за явную оплошность выслушал всего лишь сердитую нотацию, а наряда вне очереди не получил. Он не подозревал, что комбат мимоходом заметил старшине: «Месть есть наслаждение души мелкой и низкой». Этого оказалось достаточным.