Как и вся батарея, Забелин был покорен комбатом. Да что там батарея — капитана Шестопалова любили и в полку. Находчивость и разящее без промаха остроумие, глубина и разносторонность знаний впечатляли. В то же время он оставался кадровым военным, хотя, как могло показаться с первого взгляда, жесткость армейских взаимоотношений должна была в зародыше подавить или сурово ограничить столь неожиданный характер.
Регулярно, через день, утром после подъема мускулистая фигура комбата в белой майке поджидала у выхода из казармы. Он встречал солдат неизменным призывом: «К еще непокоренным вершинам совершенства души и тела — бегом... а-арш!» Этих утренних трехкилометровых пробежек — не по асфальтовым дорожкам военного городка, а вокруг близкого озера — старослужащие ждали с вечера. Радостной гогочущей толпой они устремлялись за комбатом. Ближе к проходной подстраивались в две шеренги, молча преодолевали ворота, пересекали улицу — и внизу, под уклон, открывалось озеро, расположенное у подножия высокого лесистого холма. В такую рань город пуст и безмолвен, над ним обычно неистовствует еще холодное огромное рассветное солнце, а по воде движутся редкие клочки тумана. Белые лохмы закручиваются, завихряются вверх и тают. Таинственно молчалив лес на холме, подернутый белесой мгой. В свежий озерный воздух примешиваются запахи с ближних полей и садов — яблок, абрикосов, кукурузы, клевера, благодатной ухоженной земли и, конечно, акации. Если раньше Забелин терпел трехкилометровку как необходимость, то теперь, с первых же вылазок на озеро, он вдруг обнаружил, что короткая пятнадцатиминутная пробежка среди просыпающегося мира всякий раз словно окунала в чудесный поток, и он выходил из него чуточку обновленным.
Поначалу комбат всегда находился возле новичков. Он вроде бы и не бежал, а парил над землей — легко и свободно, успевая на ходу подбадривать отстающих и вести разговоры с остальными, особенно настойчиво обращая внимание всех на изменения — даже самые незначительные. «Посмотрите, у берега примята осока. Влюбленные причаливали на лодке? Или ребятня прошлась с бредешком? А вот знакомый колышек — ишь куда перебралась бабка Мария пасти свою козу...» Подобные замечания следовали на всем пути, и поневоле чудилось — лишь с виду берег пуст, он полон незримой жизни, которая не может остановиться, исчезнуть, она только на краткий ночной миг утихла, с рассветом закипит ее повседневное движение; а эти здоровые молодые парни, топающие солдатскими сапогами, — тоже непременная часть бытия, без которой сама жизнь пока существовать не может, ибо кто же, как не они, охранят и уберегут ее...
Здесь же, на пробежке, мимоходом ставились и разрешались многие вопросы, касающиеся уже службы. То комбат отпускал остроту по поводу медленной подготовки второго взвода к стрельбе, то доставалось разведчикам, на занятиях допустившим просчет в определении цели. В первый же раз комбат весело предупредил новобранцев: «Сегодня вечером в батарее представление. Главное действующее лицо — сержант Сулаквелидзе. Прошу никого не отлучаться, давненько у нас не было потехи!»
Вечером, в свободное время, потеха действительно состоялась. Старшина торжественно вынес из каптерки саперную лопатку и с ухмылкой вручил ее Сулаквелидзе. Пряча черные выпуклые глаза и пощипывая аккуратные усики, тот обреченно шмыгнул носом и направился в дальний угол городка. Батарейцы дружно валили следом. Заброшенный кусок земли оброс высоченной лебедой. Сулаквелидзе скинул гимнастерку и майку, вырубил лебеду, лопаткой отмерил метровый квадрат, поплевал на ладони. Комбат, командиры взводов, старшина — все были здесь.
Комбат сказал: Перед началом представления — слово комсоргу. Пусть он объяснит новеньким ситуацию.
Наводчик третьего орудия ефрейтор Корытков отчеканил, словно прочитал по бумажке:
— Комсомольское собрание батареи постановило — за всякое произнесенное нецензурное слово виновный роет яму объемом в куб и засыпает ее. К этому решению добровольно и на равных правах присоединились командиры и... — комсорг хитровато покосился на старшину. — И остальные! Выполняется постановление неукоснительно, где бы ни произошло нарушение. Вчера провинился сержант Сулаквелидзе, хотя отвел он душу на родном языке. Приступай, кацо!