Любочка задергалась, вырываясь из объятий, — просится походить на полу. Вздохнула бабка Анна, не обиделась на внучку, спасибо ей хоть за подаренную секундочку счастья; этой секундочки старому человеку хватает надолго, много ли ему нужно, кроме ощущения того, что жил не бесплодно и корень его родительский не зачах, значит, исполнил он свой главный смысл на земле.
Прихватив пластмассовую дудочку, переваливаясь и косолапя, Любочка подбежала к Сашке, протянула ему игрушку. Бабка Анна шла следом — вдруг внучка споткнется и шлепнется. Сашка взял дудочку, два раза дунул и отдал сестренке. Любочка тоже старалась извлечь звук, но ничего не получилось. Тогда она, ни на кого не обращая внимания, сосредоточенно затопала вдоль стены — от двери к окну, дудочку не вынимала изо рта, тужилась, а раздавалось лишь шипение.
Бабка Анна искоса мельком посмотрела на невестку и поразилась выражению ее лица: с щек исчез румянец, побелевшие губы тряслись — будто шептала она, и жалобный взгляд, как у побитой собачонки, умолял о помощи. Испугавшись за нее, волновалась бабка Анна, начисто позабыв все обиды, которых Натерпелась за последний год. Не обидами живы люди, а добротой, отходчивостью, иначе каждый день будет черным, любая живая душа — ненавистна. И хотя давала себе зарок бабка Анна, что никогда ни о чем не спросит и не попросит невестку — в горьком одиночестве всякие мыслишки приходят на ум! — но сейчас ее потянуло приласкать и утешить.
— Приключилось-то что? — участливо сказала она, бочком придвигаясь к столу.
Нюрка вздохнула, будто не хватало раньше воздуха, ее взгляд потух — только на мгновение приоткрыл он отчаяние; не таким человеком была невестка, чтобы переживать на миру и выказывать свои страдания.
Бабка Анна скорее догадалась по движению непослушных губ о смысле ответа, чем услышала. Эти слова Нюрка произнесла тускло, как прошелестела, без той злости, которой прежде, разговаривая со свекровью, бывала она наполнена; будто сгинул тот бес, что сидел в ней, и стала она понятной со своей болью и заботой. Простая баба, задавленная предчувствием беды, сидела и горевала. Бабка Анна притворно строго накинулась на невестку:
— Да что же это ты загодя оплакиваешь? Эка невидаль — снег пошел. Тыщи раз шел, будто впервой Петяше, он небось степь исходил-изъездил вдоль и поперек. А может, и не уехал он, — вдруг сообразила бабка Анна. — Вчера не уехал и сегодня не смог. Может, сидит Петяша в гараже, и ничего страшного нет. Чем убиваться раньше-раннего, сбегала бы и разузнала...
Убеждала она Нюрку, у самой веры поприбавилось, что обманулась, когда с рассветом почуяло ее сердце несчастье. Но в одиночку оно, несчастье, не ходит — знала это бабка Анна; видать, взаправду худо сыну, если близкие забедовали в одночасье.
А Нюрке бабкины слова — как соломинка утопающему или глоток воды в жарынь: приободрилась, заблестели померкшие было глаза. Заметалась она из комнаты на кухню, в прихожую и обратно, на бегу бормоча, как заклинание:
— Я сбегаю, быстренько сбегаю... Маманя, пригляди за ребятней... Я — туда и обратно... Может, и не уехали, может и обойдется... Платок куда-то запропастился...
— У двери на гвоздике висит, — подсказала бабка Анна и урезонила невестку: — Не мельтеши, чай, не на пожар, успеешь. За ребятами я пригляжу, как не приглядеть, разве в тягость с внучатами времечко скоротать.
У нее от обморочной радости, что Нюрка назвала, как встарь, «маманей» и допустила к ребятам, ослабли ноги, и она присела на краешек стула, присела тихо, застенчиво.
Наспех оделась Нюрка, шубейку не застегнула, платок не заправила — так и выскочила из дома. Бабка Анна сквозь замерзшее окно попыталась углядеть ее, но лишь мелькнуло темное пятно и пропало в снежной замети.
Снег, вой бурана, и — не видно ни поселка, ни людей. Затревожилась было бабка Анна: «Как Нюрка доберется до гаража?» Но внучата отвлекли от дурных мыслей. Сашка есть запросил. Удивилась она: «Неужто мать не кормила?» — «Кормила, да я не наелся». — «Ишь ты, обжористый, и куда только лезет. Пузишко-то еще махонький». — «Я, бабушка, расту, мне много надо есть!» — «Расти, расти, чего ж не расти. Глядишь, отцу с матерью помощником будешь». — «Я не помощником, я шофером буду». — «Вот и ладно».
Вытащила бабка Анна из печки чугунок с пшенной кашей, сваренной на молоке, — натомилась каша, распарилась и пахла вкусно-вкусно.