— Эк ты как вертанула — платить, мол! Да не платить, а долги за жизнь, дарованную тебе матерью, отдавать требуется! Долги-и! Ты поспрашивала бы ее, каково ей было. Я тожить, когда третьего, Витюшку, рожала, ох и поизмаялась! С него и стала такая усохшая, а раньше крепкая да круглая была... По обвыкай на свете ни на кого зла не копить.
Сидели они рядышком, горевали одну беду: разделенная боль — уже и не так сильна.
Глава десятая
На следующий день тракторный поезд добрел до реки. Обнаружил ее Потапов — свалился с обрыва, барахтаясь, повис на веревке. Этот рывок сдернул Володьку с сиденья и прижал к дверце кабины. Трактор неторопливо полз вперед. Володька, путаясь в тулупе, на ощупь дотянулся левой ногой до педали муфты сцепления и выжал ее. Но Потапов уже опустился вниз — по пояс увяз в сугробе у подножия скалы.
Слабина веревки позволила Володьке освободиться. Не отпуская педали, он поставил рычаг переключения передач в нейтральное положение; облегченно передохнул и, зажав под мышкой вывихнутую руку, спрыгнул на снег. Сообразив, что одному, с поврежденной рукой, ему не вытащить напарника, он привязал веревку к гусенице и кинулся к домику.
Путники лежали на полу — кизяк кончился ночью, и дожигали лавки; измотанные дерганьем, они не обратили внимания на остановку — пользуясь передышкой, расслабились, чувствуя, как спадает ожидание очередного рывка своего хлипкого обиталища. Володька с порога, не отдышавшись, крикнул:
— Потапов... провалился!
Мигом собрались на помощь. Ташеев натянул и подергал веревку. После ответного сигнала он пошел — согнувшись и перебирая веревку одной рукой, а другой осторожно ощупывал перед собой землю. Следом двигались старик, Володька и Димка Пирожков. На краю обрыва буран свирепствовал: пометавшись между берегами, он вырывался снизу тугим потоком, и чудилось, что если упасть, распластавшись, ему навстречу, то не разобьешься, а будешь парить в воздухе.
Потапов, не дожидаясь подмоги, попытался выбраться самостоятельно. Однако почти отвесная каменная стена протянулась в обе стороны, бросить же веревку, чтобы пройти подальше, он не решился. Сунув рукавицы в карманы, Потапов шарил голыми пальцами по холодному камню, отыскав выбоинку, уцепился, подтянулся на полметра и не смог удержаться, соскользнул в сугроб. Безуспешной была и следующая попытка. «В одиночку не выбраться», — подумал Потапов, прислоняясь грудью к стене и подставив бурану спину. Озябшие руки он спрятал за отвороты полушубка.
Ждать пришлось недолго. Сначала подергали за веревку, а через некоторое время он почувствовал, как сильно потянули вверх. На отвесной стене Потапова раскачивало ветром, крутило и било; руками и ногами он старался предотвратить вращение, но это мало помогало, и он больно стукался плечами и спиной о скалу. Наверху Потапов не смог сразу выпрямиться — прижимал буран к земле. Чабан опустился рядом, оттопырил ему наушник шапки и прокричал в самое ухо:
— Живой? Не поломал чего?
— Целехонький... В сугроб угодил...
Чабан сноровисто снял веревку с Потапова и завязал ее вокруг себя.
— Вниз пойду, поглядеть надо... Спускайте давай!
Ташеев исчез, будто нырнул в преисподнюю, — в ней ревел, бился и клокотал буран, попавший в каменный мешок.
Володька распахнул широкие полы тулупа и предложил Димке Пирожкову: «Прячься, вдвоем теплее!» Действительно, опустившись на землю и укрывшись с головой в тулупе, они почувствовали облегчение — хоть и прорывался ветер сквозь щели, но было уютней и холодная метель почти не ощущалась, даже разговаривать можно.
Видно, разболелась вывихнутая рука у Володьки. Он потихоньку ругался, и это, как заклинание, действовало на боль успокаивающе.
Недолго они так передыхали. Затормошил их Потапов — снизу подавал сигналы чабан. Подняли его. Стоя на четвереньах, тот пополз вдоль обрыва. Метров через десять он отыскал край оврага и также осмотрительно двинулся влево от реки. Начало расщелины оказалось забитым снегом, но на спуске к реке он лежал ровно, утрамбованный и вылизанный ветром.
У Ташеева созрело уже какое-то решение, он попросил трактористов: