— Подводите вы всех, — выдохнул Гриша, как в воду ухнул, без раздумий решил идти в открытую. — Ведь март весь год держит. Если не вывезем древесину на нижний склад до распутицы, то хана сплаву, позору не оберешься.
— Ну, положим, сплав провалим — расстреляют тебя, премии лишат? Ты и мы — не начальники, это им холки намылят. Работягам закон простой — вкалывай и получай, что заработал. Зазря пупы рвать не следует, с расстановочкой да оглядочкой надо. И рисковать здоровьем на морозе — дураков нет. Потеплеет вот... пожалуйста, выйдем, наверстаем.
— Не наверстаем, Леха, авария с челюстным погрузчиком, каждый человек теперь дорог...
— Но ты-то чего ерепенишься? По чину вроде не положено. Силкин прибегал, ему зарплата за это идет. А ты работяг против себя настраиваешь, нехорошо, Гришай, ой как некрасиво!
— Отстанет лесопункт по вывозке, и у меня паршиво на душе будет, словно я кому-то слово твердое дал и не сдержал. Ведь не на хозяина вкалываем, для всех стараемся. Каждый на своем месте хоть лопни, а дело по-честному кончи. Если ты, я, да и другие подведут, пиши тогда пропало. Для себя жить — какой интерес?
Слушала я ихний спор, и как сумела учуять беду — непонятно, знать, сердце подсказало: сбоку втихую подбирается Капалин, и нож в руке ладит, снизу зажал. Ни страха, никакой другой мысли промелькнуть не успело — я вцепилась ему в кисть и крикнуть не могу, так остервенела. Вывернулся гад и полоснул мне по локтю наотмашь. Гриша обернулся и видит — лезвие блеснуло; завернул Капалину руку за спину, тот взвыл и нож выпал. Вскочили все, а Лешка спокойно приказывает:
— Дайте в морду нервному мальчику, путь заткнется.
Оттащили Капалина в угол на кровать. Гриша с меня полушубок снимает, волнуется: «В медпункт тебя срочно, перевязать!» Лешка, этак решительно, снова говорит:
— Никуда она не пойдет, незачем панику у народа создавать. Сбегайте за Нюркой и приведите сюда.
Рана оказалась неглубокой — нож в полушубке запутался. Перевязала медсестра мне руку — щиплет, и озноб бьет с перепугу. Никуда я не ушла, с Гришей осталась, сижу рядышком. Он за плечи обнял, тревожится и казнит себя: «Зачем тебя взял?» Молчат вербованные, ждут от Лешки решения. Бесшабашно улыбнулся он — меж тем глаза холодные и не смеются, чувствует: чтоб верховодство сохранить, нужно выход найти. Хитрый, отыскал. Бросил колоду на стол:
— Подымай, Гришай, карту, а потом я попытаюсь: чья старше — тот и выиграл. Выиграешь, что ж, смелого человека уважать стоит, как, братва? — и хмельно на остальных смотрит; иные поеживаются под его взглядом: знать, не по нраву пришлось предложение.
Однако сгрудились, из-за спин голос раздался:
— Если выиграет — пусть начальство обеспечит каждого поллитровкой в счет получки, тогда и мороз не страшен!
— Дело! — зашумели вербованные. — Без согрева нельзя.
— Нет, ребята, слишком много. Литровку на троих — это можно организовать, — отвечает Гриша.
— Припечатано, — отрубил Лешка. — Подымай карту.
— Знаете что, пусть жена за меня, а?
— На себя не надеешься? — подшучивает Лешка, сверлит зенками. — Действуй, красотулька фартовая.
Сробела я, остудилось внутри, все смотрят, да и дело-то какое, вдруг промашка выйдет? Порез на локте заныл... Гриша ободрил: «Тащи карту, ты счастьем богата, неужто и в этот раз обойдет?» Протянула я руку, от напряжения аж глаза зажмурила, нащупала колоду, пальцем отделила часть, перевернула — семерка бубновая! Вот и счастливая, не дай бог Лешке постарше достать, что будет — ума не приложу. Тот хлопнул в ладоши, потер их удовлетворенно, с шутками-прибаутками щелкает пальцами над колодой: «Где тузы, где десятки? Покажите, детки, пятки!» Уцепил ловко верх, показал — сам не смотрит, спрашивает: «Что?»
— Шестерка! — как один выдохнули вербованные.
Тем и кончилось. Вышли они на работу. У меня же сомнение осталось — смухлевал Лешка, ни при чем счастье — специально на шестерку метил, ведь ловкач был в карты наипервейший.
Забылась эта история быстро, не до нее стало: март новое приключение подбросил. После оттепели забродили около поселка медведи — обмануло их тепло, проснулись. Сначала старика охотника задрали — он на белку ходил и не чаял с косолапым повстречаться. Думали — случайность. Потом попал им в когти Силкин — обследовал запас леса за рекой. Живой еще дополз до дороги. Вызвали по рации вертолет, увезли. На нем прибыл директор леспромхоза. Дня три жил, организовывал круглосуточное вооруженное дежурство в поселке, на делянках лесорубы — тоже с ружьями. Прилетел специальный самолет с охотниками, устроили медведям вздрючку — одиннадцать штук с воздуха положили. Остальные, видать, с испугу разбежались. Директор ходил, выспрашивал, подробно жизнью нашей интересовался. Силкин еще до больницы умер.