Выбрать главу

Здесь уже изложена программа действия поэтессы. Она хочет быть глашатаем нового века, провозвестником грядущей свободы, новой жизни. В стихотворении «Мой путь» (1890) Леся Украинка говорит, что она «несмелым голосом» запела «ранней весной», когда едва забрезжила заря освободительного движения. И уже тогда она почувствовала слабость борца-о диночки:

Одной недолго сбиться мне с пути, А вместе будет нам верней идти!

Поэтесса ищет друзей и соратников в трудном и благородном деле свержения устоев старого общества:

Когда ж в дороге долгой мне придется Напев услышать радостный и вольный, — Моя душа, как эхо, отзовется.

Не по годам серьезная и вдумчивая, Леся Украинка рано поняла глубокое значение поэта-трибуна, чье огненное слово «глаголом жжет сердца людей». Это пушкинское определение поэзии недаром сродни Лесе Украинке, и отсюда общность образов:

Сияньем молний, острыми мечами Хотела б я вас вырастить, слова! Чтоб эхо вы в горах будили, а не стоны, Чтоб резали — не отравляли сердца, Чтоб песней были вы, а не стенаньем. Сражайте, режьте, даже убивайте, Не будьте только дождиком осенним. Сжигать, гореть должны вы, а не тлеть!
(«Вы, слова мои громкие…»)

Боевое слово революционного поэта сравнивается с лучом света, буйными волнами, путеводной звездой, яркой искрой, сияньем молнии, острым мечом. Это накопление образов помогает воспринять многообразие слова, призванного «сжигать», «гореть», а не «тлеть».

Поэзия для Леси Украинки — оружие, острый меч в руках народа, грозного мстителя, разящего своих палачей.

Поэтесса обращается к друзьям, заключенным в тюрьмы, с ободряющими словами привета и поддержки. В стихотворении «Зимняя весна» (1898) Леся Украинка, находясь в Крыму, вспоминает далекий Киев и своего товарища, брошенного в тесную камеру Лукьяновской тюрьмы. От этих тяжелых воспоминаний тускнеет красота «пленительной южной ночи».

В стихотворениях «Другу на память», «Товарищам», «Товарищу», «На полуслове разговор прервался…» возникают поэтические образы революционеров, которых не могут сломить никакие преследования. Это живые люди из плоти и крови, потому что поэтесса общалась с ними и жила одними мыслями и чувствами, принимала участие в их борьбе, насколько позволяли ей силы. О многом из ее революционной деятельности мы можем только предполагать и догадываться, но несомненно, что она была близка к социал-демократическому движению. Ее гражданские стихи, сильные, образные, эмоциональные, печатались в подпольных листовках и прокламациях, воодушевляя рабочую молодежь.

Красные знамена восставшего народа, революционные песни, твердая поступь рабочих отрядов на улицах городов, боевой дух трудовых масс — все это отразилось в лирике поэтессы исторического 1905 года. Она пишет политические стихи («Песни про волю», «Мечта, не предай…»), драматическую поэму «В катакомбах» — пламенный гимн неугасимому стремлению к свободе, разоблачение христианской проповеди смирения и покорности. Раб-неофит приходит в христианскую общину в поисках правды и свободы. Он вступает в спор с епископом, который старается привить новому члену общины христианскую мораль. «Когда появились на свет епископат и начало церковной иерархии, — писала Леся Украинка своему другу, ученому А. Е. Крымскому, — епископы заговорили языком моего епископа, и эта традиция сохранилась вплоть до современного архиерейства. Я не принимаю теорию Толстого и многих других, будто современное христианство является аберрацией, болезнью этой религии. Нет! В древнейших памятниках, в «Деяниях апостолов», в посланиях апостола Павла, в аутентичных фрагментах первоначальной галилейской пропаганды я вижу зерно этого рабского духа, этого узкосердого политического квиетизма, который так разыгрался потом в христианстве. Как хотите, но не случайно в притчах и везде в Евангелии так часто употребляется слово «раб» и антитеза господина и раба как единственно возможная форма отношений между человеком и его божеством».

Епископ обещает рабу небесный рай взамен земного ада. Раб-неофит не соглашается с тем, что должен стать «рабом господним» и стремиться в «царство божие», где тоже есть рабы. Он горит желанием «хоть издалека увидеть свободу»:

Чтобы мой сын, мой внук, мой дальний правнук Дождался дня, когда само названье, Позорное названье «раб» исчезнет.