В 1903 году, будучи уже профессиональным писателем, я в первый раз в жизни поехал за границу посмотреть европейские страны и кстати побывать в гостях у зарубежной революционной эмиграции, среди которой выделялось имя Владимира Ильича Ленина, уже известное тогда всей России.
На летние месяцы попал в Женеву, остановился в гостинице и тотчас же вышел пройтись по городу; но едва вышел, как столкнулся со знакомым московским студентом — партийцем. Он окликнул меня:
— Давно ли на сей земле?
— Только что. Еще и города не видал!
— Пойдемте сейчас на эмигрантское собрание, вот в этом доме, здесь же на площади. Я думал, что и вы туда идете. Вероятно, знакомых своих, вроде меня, многих встретите. Жаль, немножко запоздали!
Мы вошли во второй этаж, в довольно большой зал собрания, наполненный русскими эмигрантами. Оказалось, собрание кончилось, публика расходилась.
Мы спустились по лестнице обратно, невольно остановившись у подъезда.
— Знаете что? — сказал мой спутник в раздумье. — Давайте завернем сейчас к Ленину! Наверное, он дома теперь.
— Пожалуй! Мы встречались с ним когда-то давно, в юные годы.
— Да, он говорил мне. Ленин помнит вас, и ему, конечно, будет приятно повидаться с вами. Ведь ваше «Знание» гремит теперь!
Через несколько минут ходьбы мы нашли квартиру Ленина; это был отдельный маленький флигелек или, скорее, избушка, во дворе большого дома, в саду. Обстановка жизни Ленина в Женеве выглядела аскетически: через прихожую мы вошли в небольшую комнату, которая казалась голой от скудной мебели; вместо письменного — простой, некрашеный стол, несколько венских стульев и этажерка с книгами.
В момент нашего прихода сам хозяин быстро шагал по своей комнате, по-видимому о чем-то думая.
Я сразу узнал Ленина, хотя за пятнадцать лет после нашей встречи наружность его значительно изменилась. В это время ему было тридцать два — тридцать три года. Но вместо прежних золотистых кудрей на макушке светилась небольшая лысинка, поредевшие волосы коротко острижены, отросла маленькая бородка. По-прежнему крепко сложенный, казался он худее, сутуловатее и одет был неважно: потертый коричневый пиджак, надетый на косоворотку, коротковатые брюки.
Увидев меня, он не особенно удивился, словно давно поджидал писателя из России.
На первых порах отдали дань воспоминаниям.
— Отлично помню нашу с вами встречу у Елизарова. Вы и тогда, кажется, неплохо стихи пописывали. Марк показывал. Он чудак: почти сорока лет опять в студенты поступил, в технологический, но, конечно, от политики не мог отстать, — влопался, в тюрьму попал, выслали. Пропало инженерство!
Он стал с интересом расспрашивать меня о России, о литературе и литературных наших делах.
Мне удивительно было видеть огромную мощь духа, заключенную в человеке маленького роста, с огромным лысеющим лбом, непрестанно работающим над тем, чтобы из-под семи замков могли вырваться скованные силы революции.
Во время революции 1905 года Ленин появился в Петербурге и начал руководить газетой большевистского направления «Новая жизнь». Статьи Ленина поражали рядового читателя новым, широким масштабом.
Я жил в то время в Петербурге.
Когда появился царский «манифест» с подозрительными «свободами», ко мне в то же утро прибежал мой приятель, сотрудничавший в газете большевиков «Новая жизнь».
— Можно в вашей квартире сделать экстренное собрание? — запыхавшись, спросил он меня.
— Можно. А что это за собрание?
— Наша газета только что закрыта, явилась полиция. Нужно немедленно обсудить положение.
— Хорошо, собирайтесь.
Через полчаса моя квартира стала наполняться сотрудниками закрытой газеты, руководимой Лениным. Собралось человек сорок. После всех приехали вместе Ленин и Горький.
Ленин выглядел почти весело в противоположность всем: о закрытии газеты говорил с той же спокойной усмешкой, с какой говорил прежде о «пропавшем инженерстве» Елизарова.
Я предоставил собранию самую большую комнату в квартире — мой кабинет, и они, не садясь и не раздеваясь, тотчас же начали дебаты.
Говорили спешно, возбужденно. Ленин все время молчал, руки у него были засунуты в карманы.
Я ушел в другую комнату.
Через час все разбежались с такой же быстротой, с какой собрались.
После всех остался у меня посидеть Горький.
— Вы сами-то как думаете: чего теперь можно ждать?
— Вероятно, реакции.
— Да! — со вздохом подтвердил он, уходя. — Идет реакция.
Ленин после этого собрания исчез из Петербурга.