Он не успел договорить, так как в зал с криками и топотом ворвалась группа офицеров.
— О-ля-ля! Наш граф не терял здесь времени даром! Мы мокнем и трясемся в седлах, а он покоряет француженок. Фердинанд, это не по-товарищески!
— Господа! — крикнул ротмистр, стараясь покрыть своим голосом шум. — Беседа имеет чисто научный характер! Мадам отдает предпочтение французской науке. А я взял на себя смелость доказать превосходство наших знаний. Так как речь шла об аэронавтике, то мне пришлось пригласить мадам на прогулку в моем собственном воздушном корабле. Вас, господа, я приглашаю в свидетели этой прогулки двадцать пятого марта тысяча восемьсот девяносто первого года. Не скоро, не правда ли? Но мне нужно еще кое о чем подумать. Итак, за встречу, господа!
— Гип-гип-урра! Фердинанд записался в ученые! Вот они, кирасиры его величества, — знай наших! Да здравствует кирасирский аэронавт!
Зал дрожал от криков и хохота. Каски и палаши со звоном полетели на подоконники.
Трясущийся от волнения Ленуар воспользовался суматохой и, подхватив под руку жену, утащил ее наверх.
Долго ворочался он в эту ночь с боку на бок около вскрикивавшей и смеявшейся во сне Бианки. Чуть не до утра снизу доносился шум офицерской попойки.
Ни свет ни заря, едва Ленуар уснул, дом опять наполнился топотом и криками. С улицы доносился звонкий голос военной трубы. Денщики бегали по коридору, таская вьюки с офицерским добром. На площади перед гостиницей слышались ржание, стук подков, бряцание оружия, крики команды. Бианка выскочила из постели и, как была — в одном чепце и рубашке, — подбежала к окну. Эскадрон собирался. Взводы строились на площади. Вахмистры объезжали строй. Кони нетерпеливо топтались под тяжелыми всадниками. Бородатые красные лица, медные орлы на касках…
Увидев, что Бианка прильнула к стеклу, Ленуар нехотя вылез из-под одеяла и, натянув халат, подошел к ней.
Как раз в это время вестовой подал к подъезду ярко-рыжего гунтера. Конь нетерпеливо бил землю и мотал головой. Из гостиницы, не спеша натягивая тугие перчатки, вышел давешний ротмистр. Он внимательно оглядел седловку, взял у вестового поводья, уверенным движением вдел ногу в стремя и вскочил в седло.
— Этакий конюх! Тоже воздушные корабли строить собрался! — желчно пробормотал Ленуар. — Нечего смотреть, идем спать…
Но, не помня себя, Бианка толкнула оконную раму.
— Господин ротмистр, не забудьте про свидание! — закричала она, высунувшись из окна.
— Ты с ума сошла!..
Но офицер уже услышал Бианку.
— Я никогда не забываю о свиданиях с дамами! — весело крикнул он в ответ.
— Позор, какой позор! — шипел Жан.
Он сердито захлопнул окно и поспешно полез под одеяло, надвигая на уши ночной колпак: в комнате стало очень холодно.
Эскадрон построился. Раздалась команда. Четыреста подков звонко зацокали по булыжнику.
Дрожа от негодования и холода, Ленуар ворчал:
— Тевтон, настоящий дикарь! И еще говорит о какой-то науке, лошадник несчастный.
А Бианка все стояла у окна.
И вдруг Ленуар вспомнил, что вчера в конце беседы немецкий офицер подал Бианке какую-то записку, шутя заявив:
— Я привык закреплять свои обязательства документами…
Схватив со стола листок, вырванный немцем из блокнота, Жан, закипая гневом, прочел:
«25 марта 1891 года Фердинанд граф фон Цеппелин назначает прогулку по воздуху над Боденским озером».
Мелкие клочки бумаги полетели на пол. Жан забыл про холод и сон. Толстыми волосатыми ногами он топтал крошечные обрывки записки:
— Паршивый франт… сволочь!
Потом, задыхаясь от злобы, остановился, придумывая какое-нибудь новое обидное ругательство, которое могло бы задеть Бианку.
Но она продолжала стоять у окна…
16
Прошли годы. Ленуар решил навсегда остаться в Ла-Варенне, куда привело его бегство от революции.
Франкфуртский мир был давно заключен. Обязательство правительства Тьера об уплате пятимиллиардной контрибуции победителям быстро претворилось в реальную форму непосильных налогов и тягот для рабочей и земледельческой Франции. От грозной Коммуны ничего не осталось, кроме могил на Пер-Лашезе. «Законность» и «порядок» торжествовали.