Тихон Харитонович приоткрыл глаза и впервые за все эти дни улыбнулся. Поманил пальцем сына и едва слышно спросил:
— Говоришь, телушка со звездочкой?
— Со звездочкой! Огненная и с белой звездочкой во лбу… Красавица, а не телка!
Слушал я этот разговор, довольно необычный для такой обстановки, и думал: эти люди — крестьяне по призванию. В этом их талант и, наверное, счастье; иначе как мог человек, который едва выкарабкался из-под смерти, улыбаться новорожденному теленку!.. И так улыбаться, будто свершилось что-то очень важное, а всего-то и дела — корова отелилась…
И Санька был рад этому событию. И я был рад радости этих людей.
Никак не относился к этому один только Антон Иванович — он спал, несмотря на изрядный шум в избе. Наверно, потому не проснулся, что это был шум радости: значит, все в Порядке, можно спать спокойно.
Утром подкатили к дому резные санки, запряженные парой белых рысаков, и меня начали снаряжать в Ключевое.
Стал я укладывать под полог свой большой походный чемодан и увидел притрушенную соломой корзину. Чем-то она показалась мне подозрительной.
Я спросил у кучера, что это за корзина. Он хотел ответить, а потом замялся.
Тогда я спросил у Семена Тихоновича.
Он как-то смешно и смущенно хохотнул, помялся и ответил:
— Да пусть ее стоит.
— А что в ней? Кому ее передать?
— Да это жене твоей. Баба моя подарочек снарядила.
— И не стыдно тебе, Семен Тихонович?
Он опять хохотнул, попытался отделаться неуклюжей шуткой, а потом, окончательно покраснев, сказал:
— Хо, едят тя мухи! Стыдно…
Я дернул вожжи, и нетерпеливые рысаки покатили по снежной поющей целине.
Забравшись под полог, я крепко и очень сладко уснул.
Проснулся на спуске к Ключевому.
Снег уже совсем не шел, и ветер слабел. Он срывал с затейливых сугробов, наметенных у кустов шиповника, у старых сосен, поземку и гнал впереди нас, за нами следом вдоль канавок, выдавленных санями.
Ключевое, с головой засыпанное снегом, тоже было чистым и пригожим, а когда сквозь суетные тучи проглядывало солнце — село вовсе казалось не земным, а каким-то небесным селением, где живут белокурые люди с голубыми глазами, в одеждах, шитых серебром, и жить с теми людьми легко и радостно. Они все честны и добродетельны, они не делают гадостей… А наш Дом культуры с колоннами и островерхим высоким фронтоном мне казался главным чертогом этого веселого и необыкновенно красивого селения. Я — житель того селения и везу туда добрую весть: спасен человек!
С таким хорошим настроением и въехал на больничный двор, вошел к себе домой.
Вошел и, можно сказать, ахнул: у кухонного стола, рядом с Симой, в переднике стояла и чистила картошку Анна Михайловна. Увидела меня, подняла очки и воскликнула:
— О! Приехал наш труженик! Приехал наш работник! Здравствуйте, мой дорогой, поздравляю вас с успешной операцией…
— С какой?
— Заворота кишок.
— А-а!
— Почему вы так?
— Просто меня редко поздравляют.
— Напрасно… Сима, вы всегда поздравляйте его. Обязательно.
Конопушка моя смутилась, покраснела.
— Буду, буду… — пробормотала она.
Анна Михайловна поздоровалась, крепко стиснув мою руку.
— Я так рада вас видеть, честное слово. Очень рада!.. Сима, целуйте его. Целуйте, не стесняйтесь — ведь он ваш любимый муж, и не стесняйтесь этого показывать людям. Целуйтесь!
Мы поцеловались.
Пока варилась картошка и тушилась капуста под сосиски, привезенные из Воронежа, я все думал: зачем приехала Анна Михайловна? Неужели только затем, чтобы посмотреть на мои первые опыты? А может быть, и на опыты мои посмотреть и встретиться с Поликарпом Николаевичем? Выходит, она еще не забыла его, выходит, не безразлична ей его судьба?.. Была уже она у него? Как они встретились?
Я улучил минутку и спросил об этом Симу.
— Она еще вчера приехала. Ходила к нему. Недолго была. Когда пришла, я не заметила следов особого волнения у нее. Не знаю. Не знаю…
Конечно, Сима ничего просто не заметила, да и Анна Михайловна умеет держать себя в руках — не угадаешь, что у нее на душе. И нужно ли это показывать людям? Вряд ли…
После завтрака Сима сказала:
— Надо бы тебе к старику сходить. Ждет он…
— Да-да, надо сходить… — подтвердила Анна Михайловна. — Меня он тоже просил, чтобы я вам передала. Сходите к старику. Он совсем плох. Мы смотрели его с Симой… По-моему, операция уже бесполезна. Главное — сердце очень слабое. Не выдержит оно. Впрочем… посмотрите и вы его, уговорите ехать в диспансер… Сходите к старику, он вас ждет. А потом уже займемся кроликами…