Раб-неофит
А при нем не будет
Помещиков, наместников господних,
Неправедных начальников над нами?
Тогда уже не будут больше люди
Свободны в мыслях и рабы телесно?
Епископ
Не знаю, не дано обетованья
Ни от Христа, ни от его посланцев.
Раб-неофит
Ах, вот как! Так пускай не наступает
То царство божье и вовеки!
Раб-старик
(в невыразимом ужасе)
Боже!
Спаси нас от греха! Что говорит он!
Вся христианская община выражает возмущение; отдельных слов не слышно, но говор и гул нарастают, как волны, наполняя все подземелье, и отголоски достигают темных переходов катакомб.
Епископ
(поднимает руку вверх, громко)
Мир, братья, вам!
(Рабу-неофиту.)
Покайся, нечестивец!
Назад возьми безумные слова.
Тебе на том придется свете горше,
Чем было в жизни. Кто на этом свете
Не хочет царства божьего дождаться,
Утратит царство божье и на небе,
Он будет ввергнут в лютую геенну,
Там пламень негасимый, плач и скрежет,
Там точит червь бунтующее сердце.
Раб-неофит
(страстно)
Нет, не покаюсь. Ты, отец, напрасно
Геенною страшишь меня. Я вижу
Геенну ежечасно, ежедневно,
Со мною рядом слышу плач и скрежет,
И точит червь мне сердце до сих пор.
Тот лютый червь привел меня и к вам
Искать свободы, правды и надежды.
А что я здесь нашел? Слова пустые
Да тщетные мечты о божьем царстве
И о царе царей в трех ипостасях,
Который над владыками владычит
И им дает владычествовать нами
Отныне до пришествия второго,
А может, и потом, и после смерти,
Там, в небесах, в грядущем царстве божьем
Жизнь временную вечная продолжит.
Придется, может быть, бесплотным душам
Бороться «послушаньем и терпеньем»,
И рабская душа
(показывает на раба-старика) не перестанет
Служить смиренно, не за страх, за совесть
Душе патрицианской всемогущей,
Он
(на торговца) взвесит на весах добро и зло
И чистоту разделит по крупице.
Тот
(на диакона) раз в неделю будет угощать
Духовной пищей голых и голодных,
Таких, как мы. А мы-то, бедняки,
Стоять мы будем тихо и покорно,
Как нищие стоят пред господином,
Пока нам знак подаст отец епископ
Или хоть слово вымолвить позволит,
А может быть, велит пропеть осанну
Царю царей, всевышнему отцу,
Владыке всех рабов своих небесных.
Нет, право же, не лучше ли гореть
В геенне лютой до скончанья века,
Чем оставаться в рабстве беспросветном,
Откуда смерть освободить не может.
Епископ
(уже несколько раз пытался прервать эту речь и стучал посохом, гневно и грозно заглушает голос раба-неофита)
Прочь! Уходи от нас, исчадье тьмы!
Оставь собранье! Для чего ты здесь
Общину христианскую смущаешь?
В нору сокройся, отпрыск злой ехидны,
Откуда вылез на погибель душам!
Раб-неофит
О нет! Ты прогонять меня не смеешь!
Я к вам пришел по слову твоему,
Поверив обещаньям вероломным,
Что будто бы найду любовь и мир.
Вы отняли навеки у меня
Последний мир, последнюю любовь
Навеки отравили. И теперь
В душе моей пустыня. Я не знал,
Что значит грех, я знал одно несчастье.
Вы научили, что такое грех,
Бесчестье перед богом. Я-то верил,
Что смертию кончаются все муки.
А вы передо мной открыли вечность
Мучений адских за проступок легкий.
Так подарите же теперь защиту
И от бесчисленных грехов тяжелых.
Вы ближнего любить меня учили,-
Так научите защищать его!
А не любуйтесь, опустивши руки,
Как в тяжком рабстве погибают братья.
Все ваше милосердье – как заплата
На вретище дырявом и гнилом,-
И оттого еще заметней бедность.
Или чужого молока довольно
Ребенку вместо материнской ласки?
Иль чистая туника даст, как прежде,
Жене моей былую чистоту?
Иль я забуду на собранье вашем
Позор и горе моего жилища?
Не хлеба я прошу у вас, не слова,
Но жадно жду любви не оскверненной,
Без зависти, без подлых помышлений,
К надежде ясной сердцем порываюсь,
Хоть издалека увидать свободу,
Чтобы мой сын, мой внук, мой дальний правнук
Дождался дня, когда само названье,
Позорное названье «раб» исчезнет.
Хочу уверовать в святую силу,
Что просветит и самый темный разум,
Сберет людей в свободную общину,
Без пастыря, без сторожа-владыки,
Не в стадо с пастухом своекорыстным,
С овчарками, трясущееся вечно
От воя львов, волков, лисиц, шакалов,
Гиен и прочих хищников коварных.
Не я один томлюсь духовной жаждой,
Не я один изголодался сердцем.
Немало нас таких. Мне говорил
Один товарищ, раб, что здесь, за Тибром,
Недалеко от гнилостной мареммы,
Восставшие рабы разбили лагерь.
Они решили разорвать оковы
И сбросить с шеи вековое иго.
Патриций
Ты думаешь, надолго сбросят иго?
Раб-неофит
Хотя б на миг, а постараться стоит!
Я среди вас на вечную свободу
Рассчитывал. Но, видно, и на миг
Вы «легкого ярма» не в силах сбросить.
Так лучше не печалиться о вечном,
На временном пока остановиться,
Взамен агап – на оргии кровавой.
Патриций
Скажи уж – на позорной крестной казни!
Раб-неофит
Эй, христиане!
А с какой поры
У вас позорной эта казнь зовется?
Зачем же вы пугаете крестом?
Ведь и Мессия ваш не устыдился
Висеть с двумя разбойниками рядом
На том кресте.
Патриций
Он освящает крест,
А не разбойники.
Он спас их души,
А не они его…
Раб-неофит
Ого! Да так ли?
А может, он и не царил бы в небе,
Над душами людскими не владычил,
Когда бы эта кровь не проливалась
Разбойников, восставших и мятежных,
На страх рабам и всем, кто «духом прост»?
А может, «послушанье и терпенье»
С лица земли давным-давно б исчезли,
Когда бы призрак этих двух распятых
Разбойников кровавых не страшил нас
Угрозою погибели напрасной!
Молодой христианин
Кто терпит и покорен, не страшится
Идти на смерть во имя сына божья,
За всех за нас распятого.