Е г о р ы ч. Гляди, гляди, бумажки выбросил…
Л и а н о з о в. Листовки, подлец, сбрасывает! Ну, была бы у меня винтовка!..
Рокочущий звук усиливается, затем удаляется, замирает.
Е г о р ы ч. Улетел.
Л и а н о з о в. Улетел, сволочь!
Е г о р ы ч. Скажи пожалуйста, и чего ему тут надо?
Падают листовки. Егорыч ковыляет за ними.
Л и а н о з о в (кричит). Не тронь — поганые!
Егорыч отдернул руку и наклонился над одной из листовок.
(Кричит.) Я говорю, не читай, ослепнешь!
Е г о р ы ч (поспешно протирает глаза и ковыляет обратно, шепчет). Беда, Лианозов, беда! Знаешь о чем написано?
Л и а н о з о в. И знать не хочу! (Затыкает уши.) Не хочу и знать! (Уходит.)
Е г о р ы ч (кричит вслед). Погоди, дай сказать! На душе тяжело, дай свалить! (С отчаянием оборачивается к Ченцову.) Ченцов, беда! Немцы завтра завод возьмут! Ченцов!
Ч е н ц о в (смотря в воду). А глубины здесь, граждане, полторы сажени. Грунт вязкий. И пузыри как все равно в пиве… Светленько так загорит и никогда не погаснет.
Егорыч убегает, хромая. Ченцов остается сидеть. Листовки падают в пруд.
Картина вторая
Кабинет директора завода. Панели красного дерева, роскошный письменный стол и два простых стула — другой мебели нет. На большом узле безучастно сидит В и к т о р и я. За столом — В е р е с о в. Он в сером истрепанном пиджачке, в мятой шляпе, что-то записывает. Дверь в кабинет открывается, заглядывают какие-то л ю д и, пробегают дальше по коридору. Поминутно звонит телефон.
В е р е с о в. Витя, закрой дверь.
В и к т о р и я (вяло встает, не вынимая рук из карманов пальто, носком сапога закрывает дверь и снова садится). Папа, я хочу тебя спросить…
В е р е с о в. Сейчас. (Снимает трубку.) Вокзал? Вересов говорит. Ершов, мы с тобой утром договорились о трех классных вагонах. Для женщин с детьми. Нет? А я говорю — есть. (Повысив голос.) А я говорю — есть! Ладно. Как только придет грузовик — отправляйте. (Вешает трубку.) Витя, беги ищи маму — и поезжайте.
В и к т о р и я (встает). А ты?
В е р е с о в. Что я? (Снимает трубку и ждет, пока дочь выйдет из кабинета.)
Виктория выходит.
Товарищ Пчелка? Вересов говорит. Сейчас посылаю последнюю машину. Всё подчистую. С Ершовым? Да ничего, ладим, за десять дней научился. А телеграммы нет относительно меня? То-то, что не передумал. Нет, семья не знает пока. (Смущенно смеется.) Ладно, в дороге простят. Ну, еще бы не рад, теперь я кум королю. Свободен, как ветер… Приходи на пепелище, товарищ Пчелка. Есть. (Вешает трубку.)
Быстро входит В е р е с о в а, поверх элегантного пальто подпоясанная солдатским ремнем, с планшеткой через плечо. В дверях видна В и к т о р и я. Вересов торопливо вскакивает.
В е р е с о в а (излишне громко и повелительно). Егор, что же ты не выносишь багаж? Я жду, грузовик ждет… Можно подумать, что это тебя не касается. Вчера чужие горшки таскал, а сегодня сидит, как директор. Виктория, бери что полегче. Ты бы оставила свой рюкзак в машине.
В и к т о р и я (оглядев себя). Н-нет, пусть при мне. А вообще… если существуют бесшумные двухтактные двигатели…
В е р е с о в а (приостановилась). Что такое?
В и к т о р и я. Ты, мама, наоборот: шумный бестактный двигатель.
В е р е с о в а. Виктория, не дерзи.
Вересовы берут и уносят багаж. Кабинет на минуту пустеет.
В дверь заглядывает Р е б р о в. Переступил порог, снял фуражку.
Р е б р о в. Выносят. (Осматривается.) Кажись, правда я один из начальства остался. (Подходит к столу.) Карандашик, что ли, на память взять? (Кладет в карман.) Вот этот подлиньше. (Берет другой.) Еще синий с красным, для резолюций. (Взял еще карандаш.)
Зазвонил телефон.
(Снял трубку.) Але, Ребров слушает. Помощник директора по рассыльной части. Кого? Сей минут позову. (Идет к двери, заглядывается на остатки багажа.) Хорошие чемоданы у инженерши, надо помочь. (Разматывает с шеи кашне, связывает им чемоданы, хочет их поднять на плечо.)