М и к и ш е в (потрогал висящие брезентовые костюмы). Который тут вересовский?
В и к т о р и я (удивленно). Папин — этот.
М и к и ш е в (снял со стенки костюм, подержал в руках, словно собираясь примерить, снова повесил). Витя… Вы же не мальчик. Вы именно девица, хотя временно в армии.
В и к т о р и я (скучным голосом). Вот вы, товарищ комбат, не чувствуете, что девица — устаревшее слово. Дурову называли «девица-кавалерист», так она жила, слава богу, в начале прошлого века. Может, верно, во мне есть что-нибудь архаичное? (Одернула гимнастерку, выпрямилась.)
М и к и ш е в (взглянул на нее повнимательнее). Архаичное? Да нет, вы девица нормальная. (Кивнув на костюм.) Надевали? Удобно?
В и к т о р и я (оживилась). Очень.
М и к и ш е в. Можете легко двигаться, владеть оружием?
В и к т о р и я. Ну конечно, товарищ комбат. Хотите, сейчас покажу.
М и к и ш е в. Не надо.
В и к т о р и я. Да это совсем не сложно. Смотрите, раз!..
М и к и ш е в (командирским голосом). Отставить!
В и к т о р и я. Как хотите. (Садится.) Но все равно я рада, что вы больше не сердитесь.
М и к и ш е в. На что я сердился?
В и к т о р и я. Что наш десант разрешили.
Пауза.
М и к и ш е в. Так. Решили меня уязвить. Мол, ты, бюрократ, помни, что недопонял наш гениальный план, не то что другие некоторые…
В и к т о р и я. Обиделись. Жалко. А я-то вообразила… Но отчего все-таки, товарищ комбат, вы ни на одну секунду тогда не прислушались? Оттого, что начальник должен сразу решать, не показывать, что раздумывает? Не может быть, это вы на себя напустили… Мне кто-то сказал, что вы без души и что вы зазнались. Неверно. Я спорила. Душа у вас есть, только она не на все резонирует. Знаете, как гитара на стенке висит, и вдруг одна струнка на ней откликнется. У вас это редко… Нет, войну вы очень переживаете. Наверно, еще больше нас. Но вы как-то зажимаетесь. Я, например, в гостях руки не знаю куда девать: сожмешь кулак, разожмешь, пальцы разглядываешь. А для чего, спрашивается? Я не слишком длинно говорю?
М и к и ш е в. Не слишком.
В и к т о р и я. Я знаю, это нахальство. Но мне хотелось вам высказать, потому что… потому что мне кажется, что вы хороший мужик… Ох, простите, у меня не то слово выскочило!
М и к и ш е в. Сколько вам лет?
В и к т о р и я. Семнадцать. (С испугом.) Это очень мало?
М и к и ш е в. Нет. Достаточно. (Вдруг.) Моя мать шестнадцати лет вышла замуж. В семнадцать родила меня и умерла. Отец три года ни с кем не разговаривал. Со мной тоже. Потом женился. На вдове с детьми. Еще пошли дети. Нужен я им всем был… как комар в лесу на потную шею. Однако кормили, не подох с голоду. Даже учиться отдали. Кончил техникум. Вступил в партию. Стал работать по линии коммунального хозяйства. Выбрали председателем городского Совета депутатов трудящихся. А тут война. Доверили батальон… Как, по-вашему, мало это для меня значит? Кому я больше обязан — папе с мамой или родному государству? Служить ему — утеха для меня или долг жизни? Так при чем тут зазнайство, девушка? Душа, говорите, не резонирует. Да подчас она так… (Не договорил.) Хорошо, допустим, она бы всегда звенела, как балалайка, кто бы тогда мне, народному слуге, верил? (Искоса поглядел на Викторию.) Может, я неясно объясняю, товарищ… Витя? Один человек предположил, что у меня в голове каша. Гречневая.
В и к т о р и я. Почему гречневая?
М и к и ш е в. Сам себя хвалю, так, очевидно.
Пауза.
В и к т о р и я (тихо). Вы очень самолюбивый человек, товарищ командир батальона. (Помолчав.) Это хорошо.
М и к и ш е в (подозрительно). Хорошо?
В и к т о р и я (убежденно). Вы как раз и должны быть самолюбивым, гордым… и стараться этого не показывать.
М и к и ш е в. А я показываю?
В и к т о р и я (вздохнув). Показываете. Наверно, это иногда нужно. А то никто гордости не заметит и проживешь всю жизнь смирный, смирный…
М и к и ш е в. Как червь.
В и к т о р и я (послушно). Как червь. Но червь и внутри не гордый, он насквозь смирный… Александр Михайлович, вам уже много лет?
М и к и ш е в. Тридцать два. Это очень много?
В и к т о р и я (не поддержав шутку). Ну, не слишком, но для меня… Я очень вам благодарна за то, что вы так со мной разговаривали.