Она спешила, — он знал и торжествовал в своем знании, — спешила в дом притушить коптящую лампу. В их доме. Их лампу…
Он догнал ее на ступеньках. Вместе вбежали в комнату.
В тот вечер она так и не вышла из дому. Погасив лампу, она занялась сдуванием копоти с мебели, стен, занавесок — закоптились все вещи, нужно было их чистить.
И она чистила. Муж помогал ей. Само собой получилось, что они примирились за чисткой.
После они никогда не вспоминали о ссоре, не вспоминали о мире, — быть может, боялись, быть может, стыдились, — но в письмах к друзьям — к Илье, к Клавдии — откровенничали без опасений и спрашивали их мнение по поводу ссоры, по поводу мира.
Жена, например, поясняла, что решила остаться она в те секунды, когда муж, взглянув на окно, не заметил в нем катастрофы; умоляюще опять повернул виноватое лицо к ней, стало быть, все внимание его было — на ней, вся боязнь — на уходе ее, по-настоящему, стало быть, он любил ее и, обо всем забывая, пренебрегая всем, хотел лишь ее удержать. Значит, жизнь была вся впереди.
Она прочитала это в его голубых, как у их ребенка, глазах… Она осталась.
Кудинов думал иначе. По его мнению, решила остаться она пятью минутами позже, сдувая копоть со стен и с вещей. Привычка к дому удержала ее, домашние заботы обессилили гнев, рассеяли обиду, разогнали черные мысли. То есть привычка была причиной ее возвращения. Привычка к дому и будням. Только привычка, и только к дому и будням. Значит, что же — мещанка она?
Так писали супруги. Он — в письме к другу, мужчине, Илье. Она — в письме к подруге, женщине, Клавдии.
Но Илья прочел женское письмо и сказал:
— Тут что-то не так.
Объяснениям женским он не поверил.
Клавдия прочитала мужское письмо.
— Тут, — сказала она, — что-то не то.
Мужским объяснениям она не поверила.
— Передай мне, пожалуйста, — попросила она, — ее письмо. Да, да, да.
Они переменились письмами. Он с удовольствием прочел мужское письмо и удовлетворенно сказал:
— Ну вот! Я так и думал.
Одновременно Клавдия прочла свое письмо и вслух согласилась:
— Я так и думала.
И оба немедленно возразили друг другу:
— Что ты думаешь?
— Что ты думал?
Стали упрекать один другого в нечуткости, наивности, предвзятости мнений. Стали спорить.
Вот тогда-то, не постучавшись, в комнату вошел гость. Шагая прямо к столу, убирал с пути стулья. Был явно расстроен. Может быть, его взволновала лестница?
Илья, с облегчением отложив спор, пригласил гостя сесть, успокоиться. Пригласил снять пальто. Пригласил говорить, когда успокоится.
Жене показалось, что приглашения высказывались не так, как нужно бы, как могла бы она. Она села в сторонку.
Гость сел рядом с мужем. Оказалось, что гость был значительно красивее мужа. Муж все время делал не то, что следовало. Например, он не замечал гостя. Для этого он курил. А пепел осыпался на грудь. А грудь была впалая — жена все это видела.
Жена думала: что могло взволновать гостя? Определенно не лестница. Ей казалось, Илья знал причину.
«Наверное, — решила жена, — после ссоры в первый раз встретились… Кто же это?»
Муж и гость имели одинаково большие носы. Но гостю нос был к лицу и по росту, словом, был впору, — у мужа выглядел лишним.
«Это, — подумала Клавдия, — Загатный, Ефрем. Конечно, как я сразу не догадалась…» И она постаралась припомнить, что слышала, знала в последний месяц об Ефреме Загатном.
И верно…
— Ефрем, — сказал Илья наконец, — что, успокоился? Ты быстро бежал? Прочти-ка вот это письмо… — Он кинул на колени Ефрему письмо от Кудинова.
— …И вот это, — он взял со стола письмо от Кудиновой и тоже отдал Ефрему. — Прочти и объяви свое мнение.
«Илья-то находчив», — удивилась жена про себя и улыбнулась Ефрему.
— Этим вы разрешите наш с мужем спор.
— Да… разрешишь наш с мужем спор, — поторопился Илья.
Усмехнулись обмолвке.
Ефрем взял одно письмо и другое. Сравнил — одно и другое.
— Целовали их грязными губами, что ли? — ткнул он в кошкины на конвертах следы.
Илья с Клавдией, любопытствуя, ждали, когда он начнет читать.
Лениво развертывал. Лениво читал. Одно и другое. Представлялся то близоруким, то дальнозорким. Сморкался. Тер глаз.
В комнате стало быстро темнеть. Илья зажег свет. Ефрем придвинулся к свету. Отодвинулся. Он прочел.
Молча вложил оба письма в один конверт.
— Ты на чьей точке зрения? Я, например, поддерживаю его правоту. Клава — ее. А ты?